Итак, Конвенция по правовому статусу Каспийского моря подписана. Вместе с приложениями в виде протоколов, этот документ, названный Нурсултаном Назарбаевым «Конституцией Каспийского моря», кажется, удовлетворил руководителей всех стран. Иран и Россия получили главное – гарантии отсутствия в акватории Каспия вооруженных сил не каспийских государств. А Казахстан, Азербайджан и Туркменистан получили свободу действий по транспортировке своих углеводородов по маршрутам, которые минуют Россию. За пределами этого саммита никто и не скрывал того, что все экзерсисы вокруг статуса Каспийского моря связаны только с его углеводородными ресурсами и возможностью их вывода за пределы региона.
Красноречивее всех ожидания от подписания Конвенции по разграничению Каспия выразила статья в Форбс «Эксон и Шеврон надеются заработать после нового Каспийского саммита»[1]. Кто бы видел эйфорию туркменской внешнеполитической и нефтегазовой бюрократии, которая уже предвкушает очередь из европейских и американских дипломатов и бизнесменов, желающих получить доступ к туркменскому газу!
А вот все разговоры о сохранении экологии Каспия, что старательно подчеркивали главы прикаспийских государств, знающими специалистами воспринимались как неприкрытое лицемерие.
Мораторий на вылов осетров существует довольно много лет, но достаточно посмотреть на осетрину на базарах Ашхабада и на объявления по продажи икры и мяса осетрины в туркменских группах соцсетей, станет понятно, что мораторий в Туркменистане не работает, а вот браконьеры – да. И открытие нового порта в Туркменбаши, на границе Хазарского заповедника тоже мало согласуется с заботой о природе. Ладно бы власти Туркменистана нарушили бы национальное законодательство, отношение к нему властей давно известно. А ведь территория залива Туркменбаши, где и расположен Хазарский заповедник, охраняется и международным правом – Рамсарской Конвенцией[2] по сохранению водно-болотных угодий[3], стороной которой является Туркменистан.
И пусть сам порт находится на берегу, но самому последнему фламинго, а также баклану и пеликану в заливе Туркменбаши понятно, что открытие порта приведёт к многократному возрастанию техногенной нагрузки на акваторию залива и территорию заповедника, включая и постоянные работы по углублению фарватеров, ведущих от открытого моря, через весь залив, к порту. Но это так, только небольшой комментарий об искренности подписантов Конвенции.
Сейчас же хотелось поразмышлять о другом. Что же на самом деле принесет народу Туркменистана все эти проекты – ТАПИ, предполагаемый Транскаспийский и куда сейчас деваются деньги за продаваемый Китаю газ.
Казалось бы, углеводородные ресурсы, в первую очередь – газ, должны принадлежать народу страны. Но долгое время даже во всех редакциях Конституции Туркменистана, право на собственности на недра вообще не оговаривалась и не звучала вовсе. Впервые об этом было сказано в Конституции 2008 года. Принятый позднее закон «Об углеводородных ресурсах» четко определял, что, практически все права на углеводороды переданы Государственному агентству по управлению и использованию углеводородных ресурсов при президенте Туркменистана. В законе четко оговаривался принцип распределения денежных средств, получаемых за продажу углеводородных ресурсов, согласно которому 20 процентов этих средств перечислялись в государственный бюджет, а 80 оставались в полном и бесконтрольном распоряжении этого Агентства «при Президенте». Непрозрачность этого Агентства и принципа распределения денег получаемые за природные ресурсы послужило поводом для исследований и отдельного доклада, который имел весьма конкретное название: «Личный карман президента (Бердымухамедова): Нефть, Газ, Закон»[4]. На самом деле, правило отсечения сверхдоходов существует во многих странах, но во всех цивилизованных странах аккумулирующие сверхдоходы фонды, являются прозрачными, как правило, обществу этих стран известно, сколько денег находится в этих фондах, кто ими руководит и куда направляются эти средства. При этом в части стран руководство этих фондов подотчетно парламентам, через иные механизмы – обществу в целом. Но разговор шел именно о цивилизованных странах. В «туркменском» случае все сверхдоходы поступали в «личный карман президента». Хотя и в этом была какая-то ясность.
Но вот наступил 2016 год, президент Бердымухамедов ликвидировал Министерство нефти и газа, собственное Агентство по управлению углеводородными ресурсами.[5] Полномочия, казалось бы вполне логично существовавших государственных органов были распределены между неким комитетом при Кабинете министров и отраслевыми концернами – Туркменнефть и Туркменгаз. А средства, поступающие за углеводородные ресурсы, были распределены между концернами и Центральным банком. Ни о пропорциях, ни о самом принципе разделения, фактически, главного бюджета страны, сказано не было.
Прошел год и на свет появился новый закон Туркменистана "Об углеводородных ресурсах"[6]. Но понятнее ситуация с деньгами за продаваемые ресурсы не стала. Наоборот! Кроме дежурных фраз, что «Углеводородные ресурсы в их естественном состоянии в недрах территории Туркменистана являются исключительной собственностью Туркменистана», в новом законе было определено, что, фактически, добычей и продажей углеводородных ресурсов занимаются упомянутые выше концерны (пункт 3 статьи 4 закона). Но апофеозом правового и финансового нигилизма и откровенного пренебрежения к обществу, является статья 51 этого закона. Да, 20 процентов от продажи углеводородов по-прежнему перечисляется в бюджет государства. А вот остальные 80 процентов доходов не имеют конкретного хозяина и ответственного за их хранение и использование. С большим удивлением можно узнать, что в Туркменистане существует «валютный резерв», указанный в качестве получателя некой доли от валютных поступлений за продажу углеводородов. Но что это за структура, каким законом регулируется ее деятельность, кто ею руководит – все эти вопросы не имеют ответа. В этой же статье говорится, что «часть доходов, поступающих в иностранной валюте»…, поступающих от договоров о разделе продукции.. «распределяется в соответствии с иными нормативными правовыми актами Туркменистана». Какая эта часть доходов, какими именно нормативными актами все это определяется, закон умалчивает. А ведь все иностранные фирмы, включая единственного покупателя туркменского газа – китайскую CNPС, работают в Туркменистане именно на основе Договора о разделе продукции. Все без исключения договора являются секретными, выплаты по ним государству в лице уполномоченных концернов – тем более.
Кто желает поупражняться в дальнейшем анализе, думаю остается большое непаханое поле, как этого закона, так и «иных нормативных актов». Но даже краткое знакомство с ними позволяет с уверенностью сказать, что вся эта законодательная база призвана скрыть пути поступления, распределения, накопления и расходования средств за продаваемые углеводородные ресурсы. Ни одного ответственного лица или конкретного органа, уполномоченного следить за всей финансовой каруселью вокруг углеводородных денег в Туркменистане не существует. Если раньше все деньги за углеводороды складывались в «личный карман президента», то теперь они исчезают в «черной дыре» …
Туркменскому обществу постоянно навязывают чувство гордости и чувство радости за гигантские проекты по продаже газа за рубеж. Это стало основой государственной политики и идеологии, их стержнем, как и культ личности президента. Даже профессиональный праздник работников нефтегазовой промышленности был перенесен на дату пуска газопровода в Китай[7], как предмет гордости и ухода от монополии России, как покупателя и транзитера. Газопровод ТАПИ тоже стал почти национальной идеей. На очереди газопровод через Каспий в Европу. И это тоже будет навязываться как очередной успех проводимой мудрой политики.
Но вопрос, что же достанется от всего этого народу Туркменистана, ответа, похоже, не имеет.
В качестве эпилога:
10 лет назад президент Туркменистана в своем интервью, озаглавленном «Закон должен служить человеку», заявлял:
«Природа даровала Туркменистану несметные запасы природных ресурсов, что позволяло и позволяет государству не ставить свое население в зависимость от внешней экономической конъюнктуры[8]»…
Интересно, ему есть, что сказать на этот счет сейчас?
[1] Exxon And Chevron Hope To Cash In After New Caspian Summit
[3] Конвенция о водно-болотных угодьях, имеющих международное значение главным образом в качестве местообитаний водоплавающих птиц, была принята в феврале 1971 года в г. Рамсар (Иран), впоследствии были внесены поправки 1987 г. Реджайна, Саскачеван, Канада.
[4] «Личный карман президента (Бердымухамедова): Нефть, Газ, Закон»
http://ru.crudeaccountability.org/wp-content/uploads/2013/04/private_pocket_ru.pdf (Русский)
[5] В Туркменистане будет реорганизована система управления нефтегазовой отраслью
http://www.turkmenistan.ru/ru/articles/41851.html
[6] Закон Туркменстана "Об углеводородных ресурсах"
http://minjust.gov.tm/ru/mmerkezi/doc_view.php?doc_id=6070
[7] http://www.turkmenistan.ru/ru/node/27301
[8] http://www.turkmenistan.ru/ru/node/24828
Примечание редакции: Мнения выраженные в Блоге Сердара Айтакова являются авторскими и не обязательно совпадают с мнением редакции Радио Азатлык.
