У России нет стратегии в отношении Афганистана, есть ситуативные действия, например попытка использовать местных татарских активистов как рычаг влияния, кроме того, Россия "продает" афганскую угрозу режимам Центральной Азии, чтобы последние как можно дольше оставались под крылом Москвы. Именно так звучат тезисы военного эксперта из Jamestown Foundation Павла Лузина, который любезно ответил на вопросы корреспондента "Idel.Реалии".
— В интервью телеканалу Al Jazeera вы заявили, что у России нет понимания, чего она хочет в Афганистане. А как быть с тем, что уже год активно поднимается тема татар Афганистана, через Казань им помогают, а российское представительство взаимодействует с татарскими активистами в этой стране? Это не часть стратегии?
Россия усилила работу с талибами, чтобы сохранить себя в качестве активного игрока в афганских делах
— Линия России в отношение Афганистана после ухода США и их союзников по НАТО и прихода к власти талибов действительно не сформирована. Переговорный процесс в Дохе проходил без российского участия, и Россия не ожидала, что талибы так легко возьмут в руки власть. Тем не менее, она усилила работу с талибами, чтобы сохранить себя в качестве активного игрока в афганских делах, где с уходом США пересекаются интересы Индии, Пакистана, Ирана, Турции и отчасти Китая.
Работа с татарами Афганистана — это все тоже в контексте усилий по укреплению российских дипломатических позиций в афганских делах. Дело в том, что до недавнего времени об афганских татарах вообще не было официальной речи даже в самом Афганистане — они действительно меньшинство. Тем не менее, татарский вопрос дает России возможность стать их рупором и попытаться принять участие в формировании афганской повестки (политической и культурной). То есть афганские татары и их интересы используются Россией в качестве политического рычага
— Использует ли Москва ситуацию в Афганистане для укрепления своей позиции в Центральной Азии?
Что у России четко прослеживается на протяжении десятилетий — это продажа "угрозы Талибана" режимам в Центральной Азии, как и "услуг" по защите от этой угрозы
— Что у России четко прослеживается на протяжении десятилетий — это продажа "угрозы Талибана" режимам в Центральной Азии, как и "услуг" по защите от этой угрозы. Именно поэтому, например, в августе 2021 года проходили совместные учения российских войск с войсками таджикскими и узбекскими. Однако, поскольку Талибан официально заявил, что никаких планов на Центральную Азию у него нет, российская риторика меняется прямо на глазах. Теперь речь идет не об угрозе талибов для Центральной Азии, а об угрозе примера, который подают талибы, и который могут попытаться повторить местные радикалы в Таджикистане, Узбекистане, Казахстане и др.
— Россия все активнее пытается играть на Большом Ближнем Востоке роль глобальной державы, при этом экономический ее потенциал вряд ли соответствует тому, какой она видит свою политическую роль. Статус глобального игрока и ограниченный экономический потенциал не входят в противоречие?
— Именно потому, что экономически Россия немногое может предложить на Ближнем Востоке, она в основном полагается на повестку безопасности: военную силу и торговлю оружием. Хотя тему энергетики, от углеводородов до атома, тоже не стоит сбрасывать со счетов. Кроме того, Россия для ближневосточных игроков пытается играть роль третьей силы — не США с их мощными рычагами экономического, политического и военного давления и не Китай с его экономической силой, которая легко конвертируется в инструмент политической зависимости.
— Не приведет ли ухудшение экономической ситуации в РФ к росту недовольства россиян? Или многие продолжат думать в духе "Путин хорош во внешней и плох во внутренней политике"?
— Экономическая стагнация, падение доходов населения и т.д. действительно рождают внутреннее напряжение. Однако проблема в том, что россияне не видят альтернативы и даже боятся ее, боятся непредсказуемого будущего, потому консервативны и держатся за то, что есть. Число людей, которым нечего терять, и тех, кто готов рискнуть ради улучшения своего положения в будущем, пока меньше числа тех, кто что-то от нынешней системы получает.
