Страна потомственых диссидентов. Национальные движения в республиках накануне распада СССР. Часть седьмая: Туркменистан
Туркменистан считается одной из самых закрытых стран мира. Республика сегодня – это культ личности первого и второго президентов, никакой политической оппозиции и независимых СМИ. Немногие критики власти либо находятся в тюрьмах, либо живут в изгнании. Но так было не всегда. Во время перестройки – хотя и на очень короткий период – в Туркменистане появились несколько неформальных движений, жители республики выходили на митинги перед правительственными зданиями, объявляли голодовки с требованием демократизации, а в публичной сфере получалось вести критические дискуссии. И главное, о чем вспоминают диссиденты, – можно было публиковать книги и статьи без цензуры.
К 30-летию распада СССР Настоящее Время подготовило специальный проект о национальных движениях в бывших советских республиках, появление которых стало возможным после начала перестройки, и о том, как они повлияли на историю каждой из стран.
"Мы прожили без цензуры неполный год"
С началом эпохи перестройки и гласности, о которых в середине 1980-х в Советском Союзе объявил Михаил Горбачев, во многих республиках СССР начали возникать движения за независимость. Появлялась возможность публично критиковать представителей власти. Хотя руководство Туркменистана долгое время сопротивлялось новой политике Москвы, жители республики смогли получить свою частичку свободы.
Халмурад Союнов – бывший депутат Верховного Совета Туркменистана и глава Союза воинов-интернационалистов Туркменистана. Сейчас он живет в Швеции. Приход Горбачева к власти во многих вселил надежду на положительные изменения в стране, говорит он:
"Это стало новшеством для всего советского народа после всех этих древних стариков, заседающих в Политбюро, застоялой политики и болота. Началась перестройка. Каждый должен был выдавить из себя по капле раба, это рабское чувство. Это воодушевляло людей, особенно молодежь. Мы поверили в эти изменения. В том числе Туркменистан. Но мы шли очень медленно к тем лозунгам, которые произносились из Москвы".
Одним из первых общественных движений в стране стал Совет воинов-интернационалистов Туркменистана. Через афганскую войну прошли несколько тысяч жителей ТССР. По словам Союнова, с выплатами пособий для военных были большие проблемы. Кто-то плохо владел русским языком, кто-то не мог заниматься бюрократическими вопросами из-за ранений. Союнов сначала помогал с бумагами своим знакомым, а потом все больше людей стали обращаться к нему за помощью.
"Я на то время хорошо владел русским языком, умел писать все эти прошения, составлять документы. Ну и люди ко мне тянулись, – рассказывает он. – Я понял, что в одиночку ничего не решить. Люди видели, что мы что-то делаем. Мы начали называть улицы в Кызылаврате именами наших павших героев. Все 13 человек были почтены в названиях улиц и школ. Потом эта практика распространилась на всю республику".
Отделения Совета воинов-интернационалистов стали открываться в разных городах Туркменистана. Работа в организации вынудила его пойти в политику, говорит Союнов: "Я никогда не хотел быть там по доброй воле. Но так случилось. Нужно было защищать права ребят". Так он решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах в Верховный Совет Туркменской ССР.
Туркменский писатель, журналист и диссидент Ак Вельсапар до перестройки не мог публиковать свои материалы. Он писал о детской смертности, о масштабном голоде в стране и об экологических проблемах в Туркменистане. Стихи и рассказы тоже отказывались печатать. С перестройкой материалы Вельсапара стали выходить в республиканских и всесоюзных газетах.
"Для меня это было великолепное время. Я был счастлив как журналист, как писатель. Без свободы слова никогда нет порядка в стране, – говорит Вельсапар. – С началом перестройки мы получили разрешение наконец-то писать и рассказывать о наболевших, злободневных проблемах, которые ежедневно портили нашу жизнь. Мы могли наконец-то писать на темы, которые раньше были запрещены. Я и раньше пробовал писать об этих вещах, но ни одна газета, ни один журнал или канал такие материалы не пропускали".
Ак Вельсапар вспоминает, как до перестройки цензоры регулярно пытались сокращать его прозу, а его самого называли антисоветчиком. Одно из произведений Вельсапара "Дынноголовый" рассказывало о подростке Анналы, который охранял бахчу. Когда председатель колхоза приехал забирать дыни и арбузы, чтобы самому продать и нажиться на чужом труде, подросток наставил на него двустволку и обвинил в воровстве.
"Мне говорили: это не советский подросток, это не советская действительность, да разве председатель колхоза будет воровать? А я им твердил: да, воруют, еще как воруют! Цензура тогда все повычеркивала", – рассказывает Вельсапар. Позже этому роману дали премию, а писатель начал бороться за то, чтобы его опубликовали.
Несмотря на то, что в конце 1980-х цензура ослабла, полностью в Туркменистане перестройка и гласность развернуться не смогли. "Именно в Туркменистане перестроечный промежуток был невероятно короткий. Советскую цензуру Горбачев полностью отменил в 1990 году. Мы прожили без цензуры неполный год, – говорит Вельсапар. – Журналисты и писатели смогли дышать свободно совсем недолго. Ниязов использовал суверенитет страны только для регресса". В феврале 1991 года власти официально вернули цензуру.
"Зайдешь в магазин – надо на русском сказать". Язык и религия
В советском Туркменистане можно было учиться в школе на туркменском языке, многие говорили по-туркменски в сельских районах. Но вопрос о статусе национального языка и идентичности назревал – многие сталкивались с языковым барьером в собственной республике, говорит писатель и журналист Худайберды Халлыев.
"Большинство туркмен были в сельской местности. В городах в основном были русскоязычные люди. Вся государственная и бытовая коммуникация была на русском языке – говорит Халлыев. – Зайдешь в магазин – там надо на русском сказать. На автобусной остановке – все на русском. Самое сложное в поликлинике. А основной народ не знал русского языка. Моя сестра меня всегда умоляла пойти с ней в поликлинику, когда ее дети болели, потому что она не могла говорить на русском. Бедные люди всегда проигрывают".
Система образования внутри СССР вообще и ТССР в частности была выстроена таким образом, чтобы поддерживать социальное неравенство и ограничивать возможности коренного населения. Доступ к высшему образованию, медицинской помощи и высококвалифицированной работе имели только знающие русский язык. Некоторые туркменские лингвисты опасались, что из-за этого туркменский язык вскоре может полностью исчезнуть.
"Я учился в Мары. В каждом районе у нас было по одной-две русскоязычных школы, остальные – туркменоязычные. Но беда в другом, – говорит Ак Вельсапар. – Как только ты оканчивал школу, заканчивался и туркменский язык. Все вузы уже были на русском языке. Это была неправильная организация образования. Ну откуда вчерашнему сельскому подростку в одночасье переквалифицироваться в великолепного знатока русского языка, чтобы воспринимать весь этот материал? Если в некоторых других республиках можно было выбрать, на каком языке учиться в вузе, то Туркменистане выбора не было".
Большинство материалов на телевидении в газетах выходили на русском: фильмы, концерты, документальные программы, идеологические программы и новости. Ак Вельсапар несколько лет проработал на туркменском телевидении. Он вспоминает, что на национальном языке в основном рассказывали о сельском хозяйстве и "героическом труде туркменских хлопкоробов под ленинским знаменем".
В то же время произведения туркменских авторов и культурных деятелей печатали и распространяли. Можно было купить в магазинах или взять в библиотеке книги знаменитого туркменского философа и поэта Махтумкули, поэтов Сеиди, Кемине, Абдысетдара Кази и других. Отчасти благодаря этому, говорит Худайберды Халлыев, он стал писателем.
"До университета я работал в колхозе. Там ты только трудишься, как работяга. Других развлечений, кроме книг, не было. Больше делать нечего, тебя никто не балует, – говорит Халлыев. – Я очень много читал, в основном на туркменском языке. Поэтому у меня появилась мечта – писать. Я считаю себя свидетелем этих дней и этих людей, с которыми я работал и жил. Они были простые, очень добрые, их души были чистыми. Мне хотелось это передать".
Если читать по-туркменски и изучать язык в школе еще получалось, то с религиозностью жителей республики власти пытались бороться. Сегодня в Туркменистане преимущественно исповедуют ислам. Во времена СССР в республике разрушили почти все мечети, а саму религию пытались вытеснить из публичного пространства. Несмотря на запреты, люди тайком изучали Коран и праздновали религиозные праздники вроде Уразы-байрама и Курбан-байрама.
"Мусульманские религиозные обряды люди почитали в семье, у себя дома. Для этого люди не нуждались в мечетях. Ниязов в 1980-е инициировал борьбу с этими обрядами, – рассказывает Вельсапар. – Я сам был свидетелем, как под его руководством приходили компартийцы и переворачивали большие казаны, в которых готовили яства для гостей – тогда несколько семей могли объединиться и готовить блюда. Было очень жалко видеть, как еда смешивалась с землей. А во время Курбан-байрама они еще и рушили высокие качели – хингильдик".
С религиозной дискриминацией столкнулась и семья Халмурада Союнова. Его отец читал в оригинале работы персидского философа и ученого Ибн Сина, Коран, занимался знахарством. "Он посвятил помощи людям всю свою жизнь", – говорит Союнов. Он вспоминает, как в детстве во время групповых чтений Корана взрослые занавешивали окна. Единственным источником света в комнате была керосиновая лампа.
"Отец читал Суру на арабском. А другие повторяли эти строки и изучали Коран таким образом. И не дай Бог, если кто-то увидел. Тогда милиция забирала людей, и были очень плохие последствия", – вспоминает Союнов.
Ак Вельсапар рассказывает, что, как только приближались большие религиозные праздники, партия требовала транслировать антирелигиозную пропаганду.
"Регулярно появлялись антирелигиозные статьи в газетах, журналах. Наше руководство всегда получало директивы: в такой-то области усиливается позиция религиозных деятелей – обратите на это внимание, – говорит он. – Естественно, туда отправляли самых горластых журналистов, они делали соответствующие передачи. Религиозные деятели попадали в сатирические журналы и программы, по-всякому издевались над ними".
Но мусульман продолжали хоронить по исламским традициям. "В каждом селе обязательно находился мулла, который мог совершать похоронные обряды. Похороны проходили строго под контролем религиозных деятелей", – вспоминает Вельсапар. Вместе с этим в республике проходили и христианские, и гражданские панихиды. Оказалось, единственное, что власти не смогли до конца себе подчинить, – это смерть.
"Общество номер 32": первое независимое политическое движение
Первое сентября 1989 года. Из ашхабадского зала общества "Знание" сотрудники компартии под руки выводят депутата Гельды Акмамедова. Больше получаса со сцены актового зала он пытался ответить на десятки вопросов туркменской интеллигенции. Почему в стране нет неформальных организаций? Почему перестройка идет полным ходом во всем СССР, но не в Туркменистане? Почему туркменский язык притесняется? Почему растет детская смертность? Почему не борются с проблемами? Почему нет справедливости? На эти вопросы депутат ответить не смог. Несколько десятков писателей, журналистов и деятелей культуры остались в зале одни.
"Я встал и сказал: в республике уйма проблем. Мы не можем так просто разойтись. Давайте выберем президиум, – вспоминает Ак Вельсапар. – Мы назвали пять или семь имен. На сцену, где только что был депутат, вышли уже те, кто был назван, но это были представители интеллигенции. Это все получилось спонтанно".
Так в Туркменистане появилось "Общество защиты туркменского языка", позже оно станет известно в республике и за ее пределами как "Агзыбирлик" ("Единство"). В его состав вошли писатели и журналисты: Ак Вельсапар, Нурберды Нурмамедов, Худайберды Халлыев, Бапба Гоклен, Ширали Нурмурадов, Ширали Нурмурадов и другие. Участники движения выступали за возрождение туркменского языка и культуры, за увеличение роли гражданского общества, за большую автономию республики и против сталинистской политики. Они же организовывали митинги против политики правительства Сапармурата Ниязова – тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии ТССР.
Критики движения называли его участников националистами. Вступивших в "Агзыбирлик" вызывали на допросы в КГБ.
Писатель Худайберды Халлыев был сопредседателем "Агзыбирлика". Он говорит, что к моменту создания организации вопрос о создании подобного движения уже витал в воздухе: "Я видел трагедию нашего народа. У нас была высочайшая в СССР детская смертность, смертность беременных, голод, притеснение туркменского языка. Общественный запрос был".
Участники движения договорились собираться еженедельно. "Каждый раз сердце екало, когда мы шли туда: соберутся люди – не соберутся? Но собирались. Хотя нас было и меньше, потому что КГБ поработало", – говорит Ак Вельсапар.
В ашхабадском обществе "Знание" уже ко второму собранию отказались предоставлять "националистам" помещение. Несколько встреч пришлось провести прямо в фойе. Вскоре участники движения смогли договориться с Академией наук Туркменистана. Им предоставили сначала подвал, а потом и аудиторию для собраний. "Агзыбирлик" собирался на правах кружка по интересам. В регистрационной книге они были записаны как "Общество 32". В полулегальном статусе "Агзыбирлик" просуществовал несколько лет.
Одной их первых публичных акций, которую организовало движение, стал день траура по погибшим во время захвата территории Туркменистана войсками Российской империи 12 января в 1881 году. Проводить траурное шествие было решено на месте сражения – у подножия Геоктепинской крепости. По разным оценкам, во время этого сражения погибли около 10 тысяч туркмен. Советские власти пытались помешать проведению акции.
"Мы получили сведения о том, что 12 января детей будут держать в школах, в вузах, а работников будут держать на работе. Поэтому мы перенесли марш на воскресенье, 14 января, – рассказывает Вельсапар. – За сутки до марша на телевидении выпустили телепередачу, в которой выступали представители МВД, КГБ и какие-то общественники. Они называли нас экстремистами, говорили, что мы пытаемся организовать беспорядки в Геоктепинской крепости, что мы агенты капитализма, что мы хотим развалить СССР. Источники нам также передали, что нас расстреляют. Была гнетущая атмосфера. Но мы, руководство "Агзыбирлика", поклялись, что поедем, а если умрем, то своей смертью проложим путь к тому, чтобы люди отмечали этот день".
Вельсапар вспоминает, как в день марша вдоль ведущих в Геок-Тепе дорог повсюду стояли сотрудники МВД и КГБ. Но даже под их надзором люди пришли почтить память погибших при захвате крепости. По данным "Агзыбирлика", на акцию вышли несколько тысяч человек, официальных данных об этом шествии в открытом доступе нет. В последующие годы власть перехватит повестку движения и начнет сама организовывать памятные марши.
Худайберды Халлыев был единственным из руководителей "Агзыбирлика", кто не приехал на марш. Из-за этого соратники заподозрили его в сотрудничестве со спецслужбами Туркменистана. Сам Халлыев категорически отвергает эти обвинения. Свое отсутствие он объяснил родоплеменным устройством Туркменистана: "Про меня говорили, что я из совсем отдаленного племени, что я чужой человек и вдруг предлагаю организовать митинг погибших в Геок-Тепе. В тот день я принял решение не участвовать, чтобы потом не было споров. Но во всех остальных я участие принимал".
В последующие годы "Агзыбирлик" организовывал круглые столы, дискуссии, митинги и другие акции против растущего влияния Сапармурата Ниязова. Хотя публичная критика пока допускалась, власть раздражалась все больше. Участники движения публиковали книги и критические статьи. Материалы на особенно острые темы в Туркменистане не пропускала цензура, поэтому их печатали в общесоюзных изданиях, таких как "Московские новости" или "Литературная газета". В самой республике было основано несколько независимых газет – например одноименная движению "Агзыбирлик" и "Даянч" ("Опора"). Последняя просуществовала лишь несколько месяцев.
Под давлением "Агзыбирлика" и демократической оппозиции в 1990 году в ТССР приняли закон "О языке", который закрепил туркменский язык в качестве государственного в республике – но наравне с русским. А в 1991 году Ниязов ввел официальный День памяти погибших во всех войнах против царской России. Отмечался он 12 января – в день падения Геоктепинской крепости. Позже инициативу этих нововведений Ниязов приписал себе.
В 1990 году движение "Агзыбирлик" превратилось в политическую партию и попыталось даже участвовать в выборах в Верховный Совет ТССР, но власти отказались допускать его к голосованию. Несколько активистов, выступивших в качестве независимых кандидатов, все-таки попали в Совет, но заметно влиять на политику внутри они не могли. В 1992 году движение запретили вовсе, а против его участников развернули масштабные репрессии. Многим из них пришлось покинуть страну из-за уголовного преследования и угроз. Некоторые уехали в США и Европу, другие – в страны бывшего Советского Союза: Грузию, Украину и соседний Узбекистан.
Как сын нации стал ее отцом: культ личности Сапармурата Ниязова
То, что происходит в Туркменистане сейчас, через 30 лет после описываемых событий, во многом определила личность и деятельность Сапармурата Ниязова. Вопреки перестроечным надеждам людей, он в период нахождения у власти создал в стране диктаторский режим, а вокруг себя – культ личности.
Ниязов был человеком советской системы. Он вырос в детском доме. Несколько лет он проработал инструктором в профсоюзе, потом вступил в партию, учился в Москве и Ленинграде на инженера-техника, а во время учебы работал формовщиком на Кировском заводе. Но свою взрослую жизнь он связал именно с Компартией. К 40 годам Ниязов стал мэром Ашхабада. Спустя пять лет, в 1985 году, он дослужился сначала до назначения председателем Совета министров ТССР, а через несколько месяцев стал главой ЦК КПСС республики. В 1990 году на безальтернативных выборах Ниязов стал президентом ТССР – еще до учреждения этой должности.
"Никакой конкуренции не было. Не было альтернативного кандидата. Но он был очень красноречив. Ниязов говорил: "Я ваш сын. Я вырос в детском доме. Папа погиб на фронте. Мама погибла в землетрясении. Братья погибли. Я вырос, и я вам обещаю хорошую жизнь. Мы вместе продвинемся". Народ поверил. Республики поверили, – говорит Халмурад Союнов. – Каждый очень нежно и трепетно относится к сиротам. Народ его принял в объятья. Он выскочил и наобещал многое. Тогда мы не знали даже судьбу Союза. Народ хотел сплотиться вокруг какого-то лидера: мы за ним, он нам дорогу покажет, он вырос в сиротстве, значит, нас не обидит. А через два года он начал говорить, что он отец нации".
Ниязов был сторонником жесткой политики и почти не допускал критики – ни в свой адрес, ни в адрес центральной власти в Кремле. Писатель и журналист Худайберды Халлыев описывает Ниязова как "консервативного сталиниста". Он отказывался отходить от концентрации экономики страны на производстве хлопка, активно пытался переписать историю и перепридумать религию, до последнего не допускал в республику перестройку, не переставал преследовать своих оппонентов и выступал за сохранение СССР.
Во время всесоюзного референдума весной 1991 года Туркменская ССР, согласно официальным данным, почти единогласно выступила против независимости. По утверждениям властей, за сохранение Советского Союза проголосовали 97,9% жителей республики. Эти цифры оспаривают участники "Агзыбирлика".
"Во время референдума он сразу же рапортовал, что почти 99% туркмен – за Советский Союз. Но он солгал, – утверждает один из создателей движения Ак Вельсапар. – "Агзыбирлик" проводил свой собственный опрос, тогда мы посчитали, что до 40% жителей выступили за независимость. Надо признать, что около 60% хотели сохранения СССР. Но, мне кажется, это из-за того, что Ниязов просто не пускал в страну перестройку и большинство людей пребывали в незнании, что вообще творится в Союзе".
Спустя полгода, в октябре 1991-го, на референдуме о независимости Туркменистана официальные цифры вновь были рекордно высокими. По данным властей, 94% жителей республики выступали уже за независимость. Пост президента Ниязов оставил за собой. Туркменистан стал одной из последних стран, вышедших из состава СССР: кроме него в составе оставались лишь РСФСР и Казахская ССР. Собеседники Настоящего Времени считают, что и решение о независимости принималось вынуждено – из-за угрозы уголовного преследования Ниязова. Туркменская ССР была одной из нескольких республик, в которых власти поддержали путчистов ГКЧП летом 1991 года.
В то же время в стране все чаще высказывали недовольство политически активные интеллигенты, рос запрос на независимость. Чтобы удержать власть, Ниязов резко изменил свою риторику с просоветской на национальную. Он перенял часть программы "Агзыбирлика" и стал проводить радикальные общественные и политические реформы. В начале этого пути у некоторых сохранялись надежды на демократизацию страны. Среди них был депутат Халмурад Союнов.
"В то время дискуссии велись открыто. Это давало свои плоды. Мы открыто выражали свои пожелания и интересы, против чего мы выступаем, говорили о недостатках в учебном процессе, общественной жизни, что вообще нам надо исправлять. Мы выступали открыто, поэтому потом мы стали мишенью для власти. Политика оказалось очень грязной и непосильной ношей. Там тебе в лицо говорят одно, за спиной делают другое, а думают третье. Для меня это было не по нутру. Я не воспринимал эту ложь. Поэтому я пошел против власти", – рассказывает Союнов.
С объявлением независимости Коммунистическую партию страны переименовали в "Демократическую". Многие партийные функционеры времен СССР сохранили свои места. Ниязов стремился сконцентрировать власть исключительно в своих руках и минимизировать российское влияние. По всей стране закрывались русскоязычные школы, был заблокирован доступ к нетуркменским СМИ, из государственных библиотек убирали книги на русском языке. Не знающих туркменский язык начали увольнять с работы, а людей с российским гражданством вынуждали от него отказаться.
"Многие наши русскоязычные друзья не увидели себя в будущем Туркменистана и уехали. Это стало катастрофой, – говорит Вельспар. – Туркменистан в одночасье лишился прекрасных специалистов: инженеров, учителей, врачей, да много кого. Люди больше не видели для себя перспективы".
Союнов проработал депутатом Верховного совета Туркменистана несколько лет. По работе ему приходилось регулярно сталкиваться с Ниязовым. Он вспоминает, что у президента на столе лежала популярная у политтехнологов книга французского социолога Гюстава Лебона "Психология толпы", написанная в XIX веке. В ней Лебон высказывает идеи того, что народные массы внушаемы, импульсивны и безрассудны, они могут уважать и воспринимать исключительно силу, а лидер должен быть категоричен, эмоционален, не обязательно умен или последователен.
Всего за несколько лет независимости Ниязов возвел вокруг себя культ личности. Через два года президентства он присвоил себе титул "Туркменбаши" (глава всех туркмен), а потом дополнил его словами Вечно Великий. Именем Ниязова начали называть улицы, поселения, дороги, школы, и даже месяц – январь – переименовали в "Туркменбаши". Ниязову поставили сотни памятников, один из них – из золота в центре Ашхабада. Его образ напечатан на купюрах. На его пиджак ежегодно вешали медали за всевозможные заслуги. Он приписывал себе достижения в возрождении туркменской культуры и языка, написал несколько книг о своем видении истории, религии и политики. Главной его книгой считается "Рухнама" ("Книга духа"), которую он называл "нравственной конституцией". Школьников обязали изучать эту книгу отдельным предметом.
С объявлением независимости Ниязов отменил запрет на религиозную деятельность. По стране начали вновь вырастать мечети и открыли церкви, больше людей стали изучать религиозные книги. Ислам, который в Туркменистане исповедует большинство населения, Ниязов использовал для консолидации своей власти и укрепления культа личности.
"Он извратил все понимание религии, отношение к адатам и нашим обычаям. Он всю нечистую силу собрал в единый шар и выставил это как религию, – говорит Союнов. – В каждой мечети было ухо Ниязова – кагэбэшники. Люди там его критиковали. Он, как узнал, сразу же поставил своих людей в мечети, а они начали его восхвалять как бога и ставить его на одну ступень с пророком. На мечетях вместо изречений из Корана стали писать слова Ниязова – не это ли издевательство над религией?"
"Не мог слушать туркменские песни – все время плакал". Жизнь в изгнании
Вместе с укреплением власти Ниязова в стране вернули цензуру, а потом взялись за устранение критиков, говорит Союнов: "Это превратилось в бесконечный список преследований. Он исподтишка начал убирать своих оппонентов". Те немногие, кто оказались в правительстве после обретения независимости Туркменистана и выступали с программой демократизации, были вынуждены уйти из политики.
Бывший министр иностранных дел Авды Кулиев покинул пост в 1992 году и эмигрировал в Россию. Там он основал объединенный штаб оппозиции и фонд, который поддерживал тех, кто бежал от режима Ниязова. Туда же уехал и Халмурад Союнов. Некоторых участников оппозиции похитили спецслужбы и судили уже в Туркменистане. В 1994 году на Союнова, Кулиева и их соратника Мурада Эсенова завели уголовное дело о подготовке терактов в Туркменистане и попытке захвата власти с "уничтожением первых лиц государства". Против Союнова также выдвинули дополнительные обвинения в коррупции и сексуальных домогательствах к коллеге в Туркменистане.
"Ниязов боялся меня, потому что Союз воинов-интернационалистов Туркменистана – это не просто гражданская организация. Это люди, прошедшие ад войны, умеющие держать оружие в руках, их было 22 тысячи ребят. В каждом районе Туркменистана их было от 100 до 200 человек, а в Ашхабаде – несколько тысяч, – рассказывает Союнов. – Это был огромный потенциал, чтобы пойти против диктатора и его режима. Они боятся гнева этих ребят, во-вторых, они боятся собрать их в кучу. В-третьих, им это удобно – в случае моей экстрадиции они и используют этот фактор, что я все еще являюсь председателем организации".
В этом же году его задержали власти России по запросу Туркменистана. В Москве Союнов просидел за решеткой несколько месяцев. На момент возбуждения дела страны не ратифицировали соглашение об экстрадиции, поэтому отсутствовал легальный механизм передачи разыскиваемых. Но Союнов уверен, что от выдачи его спасла огласка: "Я был публичной фигурой, обо мне говорили правозащитники и писатели с мировыми именами, рассказывали СМИ. Я никуда не мог исчезнуть". После освобождения из изолятора семь стран предложили Союнову убежище. Он выбрал Швецию.
Другой целью для Ниязова стало движение "Агзыбирлик". Некоторые его участники получили тюремные сроки. Одним из них был бывший сопредседатель движения Нурберды Нурмамедов. В 2000-м его приговорили к пяти годам лишения свободы по обвинениям в "угрозе убийством" и "хулиганстве". На деле же Нурмамедов в эфире Радио Свобода рассказывал о происходящем в Туркменистане и критиковал действующие власти. Старший сын диссидента тоже был арестован. Чтобы избежать наказания, Нурмамедов был вынужден публично просить президента о помиловании и заявить о неполитическом характере его дела. Нурмамедов-старший рассказывал о пытках и избиениях в тюрьме. Сейчас он продолжает жить в Ашхабаде.
Ак Вельсапар за критику властей оказался под домашним арестом на полтора года. Его признали "врагом народа", исключили из Союза писателей и Союза журналистов. Его сына исключили из школы, жену уволили с работы. Вельсапара также обвинили в сотрудничестве с КГБ в советский период – писатель называет эти обвинения попыткой дискредитации. Вместе с этим книги Вельсапара запретили, изъяли из библиотек и магазинов, в нескольких районах Ашхабада их даже сожгли.
"Их сожгли в назидание моим коллегам, которые хотели последовать моему примеру. Это ужасно. Это гнетущее впечатление, когда твои книги сжигают, – говорит Вельсапар. – Я очень долго не хотел уезжать из Туркменистана. Я говорил: умру, но не уеду. Но даже некоторые мои друзья, с которыми я дружил десятилетиями, когда видели меня на улице, перебегали на другую сторону, лишь бы не здороваться со мной. Это так неразумно. Ну, не может остановиться диктатура лишь на одной жертве. Она идет дальше и дальше".
Вельсапару дали политическое убежище в Швеции. Там он продолжает писать книги на туркменском, русском и шведском языках. Он также открыл издательство, в котором печатает в основном книги туркменских авторов. Волонтеры и знакомые Вельсапара тайком ввозят их в Туркменистан. Он несколько раз пытался вернуться на родину: на похороны соратника и своих родителей. Но власти ему в этом отказали: "Мои мать и отец ждали 20 лет и ушли, так и не увидев меня. А я за свою жизнь ничего кроме ручки в руки не брал. Я всего лишь писал о проблемах народа". Вельсапару, его жене и сыну до сих пор запрещено приезжать в Туркменистан.
"Я не перестаю удивляться, – говорит Ак Вельсапар. – Оказывается, мы столько свободы получили за годы перестройки. Уже 30 лет и Ниязов, и Бердымухамедов – уже второй диктатор – до сих пор отнимают то, что нам было дано".
Книги Худайберды Халлыева запретили к публикации и распространению одновременно с Вельсапаром. Их тоже изъяли из библиотек – Халлыеву даже дали копию приказа об этом. Запрет действует до сих пор. За оппозиционную деятельность Халлыева исключили из Союза писателей.
В 1995 году в Туркменистане прошли массовые протесты против политики Ниязова. Халлыев передавал сообщения о самой акции и арестах Радио Свобода и другим СМИ. За это его похитили, вывезли из Ашхабада и избили – Халлыев уверен, что это были сотрудники спецслужб.
"Они меня вывезли за город и держали в доме. Они меня били очень сильно, нечеловечески. Их было трое. Били-били, а потом бросили там. Они попытались заставить меня замолчать. Они сказали, что, если я продолжу говорить [с журналистами], то они отомстят моим дочерям. Я почти год молчал. Я боялся, что с детьми что-то случится. Это ведь потом не исправишь", – вспоминает Халлыев.
В течение года после инцидента Халлыева отказывались публиковать. Позже писателю предложили работу на туркменской службе Радио Свобода в Праге. Семья приняла решение уехать из страны.
"Я не думал, что так сложится моя судьба. У меня с собой было много записей туркменских песен. Я даже их слушать первое время не мог – все время плакал. Было ужасное одиночество, – рассказывает писатель. – Меня спасли от тоски только две вещи: вера и творчество. Когда я пишу или молюсь по мере возможности, то есть ощущение, что я возвращаюсь на свою родину".
Халлыев был единственным из руководителей "Агзыбирлика", кому после отъезда удалось побывать в Турменистане – один раз, в 2013 году. По его словам, ему выдали визу благодаря связям и помощи соратников внутри Туркменистана. Остальные диссиденты ни разу не приезжали в республику. В 2007 году умер бывший глава МИД Туркменистана и оппозиционер Авды Кулиев, его похоронили в Норвегии – власти не дали разрешения привезти его тело в Туркменистан. После смерти Сапармурата Ниязова в 2006 году многие изгнанники надеялись, что смогут вернуться на родину. Но на место Ниязова пришел Гурбангулы Бердымухамедов, который продолжил политику своего предшественника и старательно возводит культ личности – уже вокруг себя.
Союз рушимый. Спецпроект Настоящего Времени об истории национальных движений в республиках бывшего СССР
С началом перестройки в 1980-х в республиках СССР начали активно обсуждаться идеи независимости, проблемы экономики и притеснения национальных культур. Одна за другой начали появляться неформальные организации и политические партии, которые боролись за суверенитет
"Едем в троллейбусе, а там контролер: "Говорите по-русски!" Как Казахстан шел к независимости накануне распада СССР
Казахская ССР стала одной из первых республик в Советском Союзе, в которой прошли массовые протесты против политики Москвы, а вслед за ними – массовые репрессии за попытку отстоять свою автономность.
"Возвращение религии в публичную жизнь". Кровопролитный конфликт и новые партии в Таджикистане накануне распада СССР
Таджикская ССР – единственная персоязычная республика бывшего Советского Союза. В Таджикистане действовала единственная в Центральной Азии зарегистрированная исламская партия. После провозглашения независимости здесь началась гражданская война, ставшая самой кровопролитной на территории бывшего СССР
Мода на все национальное. История правозащитника Алеся Беляцкого и политических перемен в Беларуси накануне распада СССР
Рассказываем, как с "моды на все национальное" в 1980-е годы в Беларуси начинались политические перемены – и какую роль сыграл в этих событиях правозащитник Алесь Беляцкий
От лояльности СССР до "черного января": Азербайджан накануне распада Советского Союза
В ночь на 20 января 1990 года несколько бронетанковых частей советской армии вошли в Баку. Тогда, по официальным данным, погибли более 130 человек, еще около 600 были ранены. Эта дата считается одной из величайших трагедий современного Азербайджана и получила название "черный январь"
Национальные движения в республиках накануне распада СССР
К 30-летию распада СССР Настоящее Время подготовило проект о национальных движениях в бывших советских республиках, появление которых стало возможным после начала перестройки, а также их влиянии на развитие ситуации в регионах.
Авторки:
Татьяна Ярмощук, Кристина Закурдаева
Редактор:
Елена Шмараева
Иллюстраторка:
Любовь Моисеенко
© 2022 Настоящее Время. Все права защищены
