Минус полмиллиона в год. Почему сокращается население России?

С января по май 2022 года население России сократилось на 430 тысяч человек, сообщил Росстат. В эти подсчеты российские власти включают свыше двух миллионов жителей аннексированного Крыма, без них численность населения России составляет около 142,7 миллиона человек.

430 тысяч – это падение сильнее, чем за первые пять месяцев прошлого, 2021 года, период, в который естественная убыль населения России стала рекордной за все постсоветское время: свыше миллиона человек.

Естественная убыль (или прирост) – разница между числом родившихся и умерших в стране за год – один из двух основных компонентов демографической статистики. Второй – это миграционный приток (или отток). Рекордное падение первых пяти месяцев этого года объясняется именно резким оттоком мигрантов, по крайней мере в государственных регистрационных записях, – это, вероятно, компенсация внезапно остановившегося оттока мигрантов из России в прошлом году: 430 тысяч складываются из естественной убыли в 355 тысяч (это чуть меньше, чем за то же время год назад – 360 тысяч) и оттока 75 тысяч мигрантов (в прошлом году за это время был зафиксирован приток 95 тысяч).

Демограф Алексей Ракша считает, что темпы сокращения населения во второй половине года уменьшатся – эпидемия ковида пошла на спад и уносит гораздо меньше жизней, чем в 2021 году (Ракша, работавший советником Росстата, покинул ведомство в 2020-м, после того, как выразил сомнение в адекватности государственной статистики по коронавирусу).

В интервью Радио Свобода Ракша, анализируя доступную статистику (с началом войны Росстат ограничил открытые данные), объясняет, какие изменения в демографии кратковременные, какие долгосрочные, как смешиваются благоприятные и неблагоприятные тенденции и почему в ближайшие годы население России продолжит сокращаться значительными темпами. Ключевой фактор тут: государство меньше стимулирует рождаемость, и это на фоне очередной демографической ямы, когда в стране становится меньше женщин детородного возраста, а современные семьи заводят детей все позже и реже.

Ракша подчеркивает, что нынешние цифры не имеют прямого отношения к войне и ее последствиям, более того, по его словам, в официальной статистике практически невозможно увидеть военные потери или массовую эмиграцию из страны.

Война

«В статистике, которую вы видите на сайте Росстата, увидеть последствия войны невозможно, – говорит Ракша. – Их можно было бы увидеть в подробной статистике с распределением числа умерших по однолетним возрастным группам, по полу, по регионам, а такую информацию Росстат прекратил давать. Но мы успели за март получить данные из 5-6 регионов, там избыточная смертность была либо такой же, либо ниже, чем статистика, которую ведут «Медиазона» и прочие. Явно, что погибающие очень слабо учитывались, возможно, их считают пропавшими без вести, возможно, через шесть месяцев или через два года они начнут появляться в статистике – или не начнут. Если информация о смерти человека в этом календарном году не поступит до апреля следующего, то она в статистике вообще не будет учитываться. А сами масштабы потерь, – если, например, это 2–3 тысячи в месяц, – на фоне общего числа смертей незаметны, остаются в пределах погрешности».

Тела 11 российских военных в селе Ольховка под Харьковым, 9 мая 2022 года.

Для сравнения: месячная смертность в России в начале года колебалась в разбросе от 150 до 200 тысяч. Ракша объясняет, что в подробной разбивке по возрастам повышенная смертность молодых мужчин была бы заметна, но они умирают настолько меньше пожилых, что в общей статистике это прибавление трудно разглядеть: «Смертность среди молодых мужчин в России в разы выше, чем в развитых странах, даже без войны, но все равно в десятки раз ниже, чем у пожилых, поэтому на общем фоне, когда нет разбивки по возрасту, она практически не видна. Если бы у нас регистрировали погибших оперативно и по месту прописки, в Бурятии, Дагестане, Псковской, Костромской области, мы могли бы увидеть небольшое увеличение общих цифр смертности. Но мы и этого не видим, значит, пропавшие без вести не считаются погибшими, значит, погибшие не регистрируются, потому что они погибли за границей, не на территории России. Человек будто бы уехал за пределы Российской Федерации, там умер, но об этом типа ничего неизвестно. А если данных [о смерти] нет, человек до следующей переписи будет числиться в статистике якобы живым. Без подробной статистики, тем более из самых пострадавших республик, лишь из статистики в целом по стране, [потерь] не видно, а подробные цифры нам давать перестали и больше не будут».

Ракша также замечает невозможность отследить в официальной статистике массовый отъезд людей, не согласных с войной или боящихся мобилизации, который, по разным оценкам, составил до 200 тысяч: «Почти никто из них не снимался с регистрационного учета по месту жительства. Иначе мы бы сразу увидели на графике [миграционного оттока], линия выбывших пробила бы 80, и 90, и 100 тысяч. Но мы этого не видим. Собственно говоря, 80-90 процентов уезжающих на ПМЖ не снимаются с регистрационного учета. Именно поэтому эмиграцию из России в развитые страны гораздо лучше изучать по статистике принимающих стран, и совокупно она примерно в 5-6 раз больше, чем по нашей статистике, – разница составляла почти сто тысяч в год до войны и до ковида».

Ковид

Уровень смертности в России с января по май был приблизительно таким же, что и в первые пять месяцев 2021 года, чуть ниже в январе, апреле и мае, и чуть выше в феврале и марте. «Возможно, в марте видна спецоперация, но не факт», – с сомнением допускает Ракша, «возможно, какие-то отложенные последствия ковида, «омикрон» – хитрый штамм, пик заболеваемости был на рубеже января/февраля, и я ожидал, что пик смертности будет в середине февраля, но оказалось, что в марте умерло людей больше – хотя в феврале меньше дней, и среднесуточная смертность там немного больше».

Ракша подчеркивает, что при сравнении нужно обсуждать конкретные месяцы, поскольку были явно выраженные волны ковида: «Была мощная летняя волна «дельты», июнь-июль, еще более мощная – в октябре-ноябре, которая и вызвала рекордную смертность в прошлом году. В этом году достаточно ощутима волна «омикрона», февраль-март. Сейчас [новая волна] только начинается, не очень быстро».

По словам Ракши, смертность в России последние месяцы падает: «впервые с апреля она ушла ниже тренда. Цифры за июнь намного лучше, чем в прошлом году, я думаю, это лучший июнь за всю историю. Среднесуточное число умерших в России 4670 – в мае, 4608 – в июне. Чтобы так мало умирало, с учетом старения населения – такого не было несколько десятилетий, а может быть, никогда не было. Возможно, большая часть тех, кто должен был умирать сейчас, умерли раньше от ковида – начался эффект «жатвы», который я давно прогнозировал».​

Рождаемость

Ракша говорит, что падение рождаемости в России в этом году по сравнению с прошлым стало для него неожиданностью, он ожидал небольшого роста накануне окончания госпрограмм поддержки: льготная ипотека для семей, где родился хотя бы один ребенок, и выплата 450 тысяч на ипотеку для семей, где появился третий (или четвертый, пятый и т. д.) ребенок: «Это должен был быть последний год программ, но их продлили в июне, внезапно, и соответственно, в январе-феврале будет очень большой провал по третьим детям, да и вообще по всем, наверное, только из-за этого, я уже не говорю про войну», – замечает Ракша, имея в виду, что дети, рождение которых было мотивировано именно госпрограммами, должны были быть зачаты до апреля – чтобы они успели появиться на свет до конца года.

Другой причиной снижения рождаемости он называет массовую вакцинацию против ковида: «Антиваксеры пугали женщин, что якобы вакцина может отрицательно сказаться на внутриутробном развитии, поэтому число зачатий достаточно ощутимо сократилось».

Ракша упоминает и о совсем уж статистических факторах, возможно, оказавших влияние: регистрация рождений происходит обычно по будням, и если рабочих дней чуть меньше в первом полугодии, это может смещать статистику почти на процент.

Еще он принимает во внимание, что в марте прошлого года был большой подскок родившихся, на 10 процентов: «Помните программу Навального «Пять шагов» (по поддержке населения во время эпидемии – РС)? Так вот Путин выполнил один из пунктов – в июне перед «обнулением» дал денег женщинам с детьми, и вообще стали поддерживать в ковидное время в первую очередь женщин с детьми, и это, на самом деле, очень хорошо. Я думаю, это как-то повлияло. По сравнению с этим снижение в этом году – просто возвращение к норме, все это в пределах погрешности».​

Яма

Главный, базовый фактор сокращения населения в России – уменьшение числа рождающихся, а у этого два своих главных фактора: сокращение в России числа женщин детородного возраста и уменьшение количества детей, которых, в среднем, рожают женщины на протяжении жизни (так называемый коэффициент суммарной рождаемости). Для воспроизведения населения страны этот коэффициент должен быть больше двух, но во многих, прежде всего, развитых странах, он ниже, и население пополняется притоком мигрантов.

Ракша объясняет: «Число женщин детородного возраста сокращается на 3% в год. Это эхо страшных 90-х годов, когда рождаемость упала в два раза по сравнению с 1987 годом, оно еще будет нам аукаться (появившееся тогда малочисленное поколение сейчас заводит собственных детей – РС). С 2010 по 2030 год число женщин детородного возраста сократится на 40%, больше половины этого сокращения мы уже прошли. А с 2015-го по 2019-й падал еще и коэффициент рождаемости, потом стабилизировался, с 2019-го по 2021 год он был 1,505 ребенка на женщину, в этом году я ожидал 1,52, но пока получается наоборот, 1,45. Это нехороший звоночек. В июне число родившихся было на 9,6 процента меньше, чем год назад, в июле я ожидаю минус 9,5 процента. Сейчас мы находимся на грани того, чтобы признать ощутимый спад».

Государство с помощью единоразовых выплат подталкивает людей к тому, чтобы заводить детей, а тех, у кого они уже есть, – рожать вторых, третьих, и так далее. Ракша говорит, что эти меры, начиная со второго ребенка, очень эффективны, и в статистике прекрасно видно, как они напрямую воздействуют на рождаемость. Программа «материнского капитала» (с 2007 года значительная сумма выделялась семьям, у которых уже был как минимум один ребенок, и у которых рождались новые дети) должна была истечь в 2016 году. Однако за год до этого, в конце 2015-го Владимир Путин объявил о продлении программы. Ракша говорит, что после этого поспорил с коллегой, что это вызовет падение рождаемости, – и выиграл, но не ожидал, что падение будет таким сильным: «C сентября-октября 2016 года (то есть через девять месяцев после выступления Путина) рождаемость вторых детей стала резко валиться. У меня есть график Татарстана, где это очень хорошо видно.

Грубо говоря, до объявления о продлении маткапитала семьи зачинали вторых детей, чтобы успеть родить до конца 2016 года (и потом с января 2017-го предполагался колоссальный обвал), но президент вышел, весь в белом, и сказал: продлеваем программу на два года. Все выдохнули, перестали детей зачинать, через 9 месяцев после этого случился обвал именно по вторым детям. Рождаемость же первых детей падала с 2015 года, потому что были посткрымская депрессия, экономический спад, рост курса доллара, безработица – проблемы с экономикой сказались. К этому надо добавить массовую смартфонизацию и распространение стримингового порно. В 2019 году падение коэффициентов рождаемости стабилизировалось в России на совершенно среднеевропейском уровне – полтора ребенка на женщину».​

Смертность

В середине 2010-х естественный прирост населения был около нуля, но с 2017 года все перешло в убыль, приблизившись к минус 300 тысячам к 2019 году, а с эпидемией ковида перейдя полумиллионную отметку в 2020-м и миллионную – в 2021-м.

Убыль зависит не только от сокращения рождаемости, но и от увеличения смертности. Логично было бы предположить, что экономические проблемы в России, сказавшиеся на рождаемости, окажут влияние и на рост смертности, однако Ракша утверждает, что очевидной корреляции нет, экономические факторы на увеличение смертности не влияют: «Если посмотреть даже на Великую депрессию в США и почти всех развитых странах, то можно увидеть, что смертность продолжала снижаться, а продолжительность жизни росла. А в России во второй половине 2010-х всего-навсего перестали расти или слегка упали доходы. Это не сравнимо с Великой депрессией».

Последние годы перед эпидемией в России много жаловались на «оптимизацию» здравоохранения, которая за пределами Москвы и больших городов часто приводила к уменьшению доступности медицинского обслуживания. Однако и этот фактор на уровне смертности практически не сказался, утверждает Ракша: «До ковида смертность в России быстро снижалась, по продолжительности жизни она обогнала Украину, стала приближаться к Беларуси. Кощунственным образом проводимая оптимизация медицины на смертность, может, и влияла, но другие факторы, видимо, влияли гораздо сильнее, например, распространение здорового образа жизни, снижение курения, потребления крепкого алкоголя, реализация госпрограммы «Здоровье», увеличение числа малоинвазивных операций на сердце и сосудах и так далее. Статистически невозможно спорить с тем, что смертность в России достаточно быстро снижалась вплоть до начала эпидемии ковида».

Ракша признает при этом, что статистические успехи были связаны с тем, что продолжительность жизни в России была весьма низкой: «Она росла с очень низкой базы, а смертность снижалась с очень высокой. Но все равно темпы были хорошие, практически не падали, средняя продолжительности жизни в России каждый год увеличивалась примерно на 0,4 года, что очень хорошо, – до эпидемии ковида, апреля 2020 года. А оптимизация, мы не видели ее влияния, может, и не могли видеть, потому что она идет годами, это не какой-то резкий процесс вроде эпидемии или войны, не метеорит упал».​

Иммиграция

Как уже говорилось, рекордное падение численности населения первых пяти месяцев 2022 года года объясняется резким оттоком мигрантов – «бумажным», говорит Ракша. «В июне 2021 года был указ президента, что иностранным гражданам можно еще полгода не сниматься с миграционного учета, так как из-за ковида были закрыты границы. Колоссальный миграционный прирост прошлого года был бумажным, люди либо уехали, не снявшись с учета, либо не уехали, но это будет полностью компенсировано в этом полугодии, ведь им разрешили остаться на полгода. По моим расчетам, это примерно 205 тысяч человек (в основном из Центральной Азии, Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана). Из прошлогоднего миграционного прироста в 440 тысяч нужно вычесть 205, останется совершенно типичный для России прирост в 220–230 тысяч человек за год. А в этом году все эти 205 тысяч пойдут в минус, и в целом за год мы опять получим типичный для России миграционный прирост. Это просто флуктуация. Если бы все было равномерно, то в прошлом году убыль населения была бы намного больше, а в этом намного меньше, примерно соответствуя смертности от ковида. А получилось, что в прошлом году рекордная естественная убыль в 1,043 миллиона человек, которой никогда не было в мирное время, была частично компенсирована миграционным приростом в 430 тысяч, из которого, по моей оценке, 205 тысяч – только из-за упомянутого указа, временно, на полгода. А в этом году будет, возможно, миграционная убыль или незначительный прирост».

В долгосрочной перспективе приток мигрантов в Россию будет сохраняться, прогнозирует Ракша: «Это разница потенциалов: с одной стороны границы больше зарплата и потребность в работниках, с другой стороны – меньше. Понятно, что это создает постоянное демографическое давление на границу, люди пытаются искать лучшую долю в соседней стране, это абсолютно нормально, происходит во всем мире. У нас Центральная Азия осталась практически единственным большим резервом миграции, ни из каких других стран в Россию массово уже никогда не поедут. В Центральной Азии растет рождаемость, ускоряется рост населения. В 1950 году в Центральной Азии совокупно рождалось в несколько раз меньше детей, чем в России, а сейчас значительно больше. Скоро только в Казахстане и Узбекистане будет рождаться детей больше, чем во всей Российской Федерации. Можно себе представить, что через 20 лет миграционный напор будет еще больше, если к тому времени Россия вообще будет в порядке. А если бы у России не было экономических проблем, приезжали бы еще больше».​

Минус полмиллиона в год

Ракша прогнозирует, что после вызванной ковидом рекордной естественной убыли населения 2021 года – выше миллиона – будет улучшение. Но долгосрочные тенденции не изменились, Россия по-прежнему проходит демографическую яму, пик которой придется, по оценке Ракши, на 2030 год. Если бы не было ковида, подсчитывает он, естественная убыль в прошлом году составила бы около 400 тысяч человек – это и есть приблизительная оценка демографической ситуации в России в ближайшем будущем: «Посмотрите средний вариант прогноза Росстата, который я делал и который прямо сейчас висит на его сайте, там как раз средний вариант – 500 с чем-то тысяч естественной убыли каждый год. Он до сих пор актуален, если бы не ковид».​

Экономика демографии

Ракша говорит, что экономическая ситуация – один из наиболее сильных демографических факторов, существует высокая корреляция между динамикой реальных располагаемых денежных доходов населения и рождаемостью вторых и третьих детей (на решение завести первых детей оказывают влияние другие, не столь связанные с экономикой мотивы). В подтверждение он приводит графики:

По словам Ракши, экономические последствия войны и сокращение стимулирующих программ могут привести к «идеальному шторму»: «На рубеже 2022/2023 годов сойдется сразу все, будет идеальный шторм: 9 месяцев с начала войны, причем до каких-то граждан не сразу дошло, а у каких-то была гиперреакция, и они побежали через границу, – но в любом случае это будет провал из-за войны и того, что программы стимулирования должны были закончиться. Война привела к скачку инфляции. Я ожидаю очень большой провал. Все факторы будут влиять в минус. Я удивляюсь: если Путин так озабочен демографией и рождаемостью, почему он не дал миллион маткапитала на второго ребенка и полтора миллиона на третьего, – у нас была бы рождаемость как во Франции или даже больше. Вокруг Путина сидят какие-то упоротые идеологизированные люди, они все думают про традиционные ценности, что нужно бороться с абортами (хотя аборты на рождаемость в 21-м веке почти не влияют), что нужно бороться с однополыми браками. Если в стране нет политики, то в итоге политикой становится все. Они демографию вкладывают в какую-то идеологизированную политику, думают, что если заставить людей лаптем щи хлебать, то будет по семь детей, грубо говоря. Но, во-первых, нельзя заставить, во-вторых, не будет. Я не знаю, что у Путина в голове, но вокруг него очень много странных людей. Адекватных, видимо, нет, либо у них нет права голоса, либо у государства нет денег, либо вообще это на самом деле приоритет только на словах».

Ракша считает государственные программы стимулирования очень правильными и хвалит власти за них: «Понятно, что Путин сейчас просто катастрофу устраивает, но в чем-то его можно было похвалить. Он был этим озабочен, когда еще был в здравии, и продолжает хотя бы на словах заботиться». Заодно Ракша объясняет разницу между программами стимулирования рождаемости и программами социальной поддержки семей. В частности, говорит он, в «либеральном дискурсе» считается, что стимулирование, когда государство дает одноразовую крупную выплату за рождение ребенка, – это нехорошо как некое насилие. Ракша рассказывает, что подобным стимулированием, помимо России, успешно занималась Венгрия при Викторе Орбане. В большинстве европейских странах удачных попыток стимулировать рождаемость особенно не было, кроме, в небольшой степени, Эстонии и известного примера Франции; обычно же помощь семьям идет в виде социальных детских пособий и льгот.

Ракша замечает: «В России я не вижу связи между пособиями и рождаемостью, а вот между материнскими капиталами и рождаемостью связь сильная. Судя по всему, наших граждан месячные выплаты не очень стимулируют, а один большой куш стимулирует. Хорошо было бы, если бы его можно было направлять не только на ипотеку, но еще и на покупку «вторички», как маткапитал. Понятно, нужно детских садов больше, нужен институт государственных сертифицированных нянь, чтобы позволить женщинам совмещать работу и учебу с материнством. Это прекрасно, это во всех странах работает, – и у нас тоже должно. Но эти все вещи сложно администрировать, у нас тупые чиновники, они могут с этим не справиться. А справиться с выплатой миллиона или полутора на второго или третьего ребенка – это просто, понятно, эффективно, уже доказано, что это работает. Это самый простой и быстрый способ поднять рождаемость, причем скачком и надолго, отката не будет, как мы убедились, когда ввели маткапитал. Также и самый легкий быстрый способ снизить смертность: резко затруднить доступ к крепкому алкоголю и сигаретам, то есть повысить цены, уменьшить количество точек продаж, еще более ужесточить борьбу с контрабандой, нелегальным производством и продажей. Если нужно быстро улучшить демографию, я знаю, как это делается, причем не слишком дорого. Маткапитал будет стоить, может, триллион с небольшим в год – меньше 1 процента ВВП. А развитые страны, где с рождаемостью не так плохо, Франция, Скандинавия, тратят на общую семейную и демографическую политику 4-5 процентов ВВП. Пособие на детей, которое, как в Европе, выплачивается до совершеннолетия, либо до окончания обучения в вузе, требует в разы больше денег, как раз несколько процентов ВВП. Начать, допустим, с родившихся в 2023 году, чтобы все дети получали до 18 лет прожиточный минимум. Это, конечно, огромные деньги, вплоть до 3-4 процентов ВВП. Но это уже будет не столько демографическая политика, сколько социальная. То есть уже не просто, чтобы больше рожали, а чтобы лучше жили с детьми. Социальная политика дороже, чем демографическая, менее эффективная с точки зрения демографии, но замечательная с точки зрения жизненных условий и, в долгосрочном плане, для демографии. Если вы хотите демографическую политику, то нужны одни меры, если социальную, то другие. Либо вы увеличиваете количество детей, либо облегчаете их жизнь. Можно, конечно, и то, и другое, просто денег надо еще больше».

Валентин Барышников, Радио Свобода