В России отмечают 60-летие Виктора Цоя и ведут старые споры о его актуальности и даже - какую позицию Цой занял бы сейчас.
Цой сегодня актуален – вот что удивительно. И даже не потому, что вчера была очередная годовщина; но прежде всего потому, что его песни ПОЮТ.
Поразительно, что за 30 лет как будто так и не случилось ничего нового. Люди строят баррикады под мертвого Цоя.
Рассуждать о Цое как музыканте или поэте с нашими «ценителями» очень тяжело по определению – потому что отсутствуют критерии. Фанаты просто фанатеют, поклонники западного рока традиционно предаются любимому русскому мазохизму – упоенно ощущают свою ничтожность перед Великой Западной Культурой (тм). Последние любят выискивать, что именно Цой «украл» у западных групп. А кто-то упрекает Цоя в «примитивности» - дескать, и музыка у него «три аккорда у подъезда», и стихи простые, как три рубля. Непонятно, конечно, как «примитивная музыка» соотносится с «он всё украл у Запада» - получается, что поклонники западного рока тоже считают всю его музыку примитивной?
Цой - история страны, музыки, литературы, кино. После него таких уже не было. И не будет, он последний герой. Как Пушкин. Или как Высоцкий.
Сегодня 60 лет Цою. И вы уже видели опросы, согласно которым молодые почти не знают, какие песни он пел. Но вы, конечно, не раз видели живьем этих же молодых, поющих эти песни на улицах, собирая вокруг себя народ.
Романтический ореол преждевременной смерти – часть магии Цоя. Такой же ореол вокруг Башлачева или Высоцкого у нас или Элвиса, Джима Моррисона, Курта Кобейна и много кого еще – у «них». А у нас в России покойников вообще любят гораздо больше, чем живых. А еще у нас обожают ставить покойников под какие-то знамена, уверенно заявляя, что «сегодня Витька точно был бы с нами» - тем более, что Витька сам ничего уже сказать не может и пользоваться его отсутствием можно вволю.
Но вот буквально на днях в Челнах отменили целый фестиваль, потому что какие-то администраторы захотели согласовать списки песен и решили, что некоторые из песен Виктора Цоя сегодня исполнять нежелательно. В самом деле, ну, каких «Перемен» и какие сердца сейчас могут требовать?
Я думаю, что сегодня как раз это самое важное. Какие-то мелкие, никому не известные, никому не нужные люди, имена которых забудут через мгновение после того, как они перестанут иметь хоть какую-то власть, решают, какую музыку нам слушать, какие книги читать. Точно так же 40 лет назад Цоя включали в черные списки такие же люди без имени и лица.
Что ж, придется начать всё сначала и снова запастись терпением. А Цой – не пропадет. И песни его будут слушать и молодые ребята с гитарами на улицах будут их петь. Цой жив – именно в этих ребятах и этих песнях.
Не время для перемен
В 1987 году в фильме Асса звучит песня Цоя "Перемен!". В 90е она становится одной из главных песен русского рока, в 2010е - главной песней протеста (о песнях современного российского протеста есть целая статья Ирины Козловой (в комменте).
Вокруг неё складывается конспирология. Безумный депутат Фёдоров считает, что песня была придумала в США специально для развала СССР. В 2021 году в фильме "Майор Гром", где бравый майор гоняется за злодеем ("Навальным"), который внушает молодёжи неправильные идеи о социальной справедливости через социальные сети, кавер Перемен зловеще звучит заставкой (вот молодежь хочет перемен, а правильно ли это?).
И вот наступил момент, когда Цою могло бы исполниться 60 лет. В память о нем в Набережных челнах должен быть пройти рок-фестиваль. Но исполнение песни "Перемен!" согласовано не было. И рок-концерт отменили.
В России на оппозиционных митингах последнего времени (не знаю, как после 24.02.22, но, вроде после 24.02.22 и не было больше митингов, только пикеты, а до этого времени я был в России), в перерывах между выступающими и по окончанию, часто включали цоевскую песню "Перемен". Это, конечно, жуткий моветон. Абсолютное несочетание эпох, будто посреди антипутинской акции открывался портал машины времени в 80-е.
Сейчас, в 2022 году, в Набережных Челнах отменили фестиваль памяти Виктора Цоя. Пишут, что возражение чиновников вызвало наличие в репертуаре песен "Пачка сигарет" (вероятно, за пропаганду курения и эмиграции) и "Хочу перемен" (вероятно, за призывы к свержению конституционного строя). В каком-то смысле, это тоже поздравление рокера с шестидесятилетием.
Интересно, что лучше всего описал нашу действительность именно Виктор Цой, которому сегодня исполнилось бы 60. Не рассудительный Андрей Макаревич с его умными, трогательными текстами. Не загадочный Борис Гребенщиков с его мистически заумными виршами. А энергичный, напористый Цой, провозгласивший «Мы ждем перемен». С одной стороны, вроде бы «перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза». И даже в пульсации вен что-то необычное происходит. Но, с другой стороны, перемен мы всё же лишь ждем. Не боремся за них и не ломаем систему. А сидим и ждём, пока перемены произойдут.
Пассивное ожидание, казалось бы, никак не соответствует динамичной фигуре Цоя, мимо которой я часто хожу, возвращаясь домой с работы. Цой жил когда-то по соседству с домом, в котором я сейчас живу, и не случайно памятник кумиру моего поколения стоит у моей станции метро. Смотрю я на бронзового Цоя день за днем и думаю, что не мог он сидеть и ждать. Однако на самом деле ждал, как и мы все.
Перемены, которых требовали сердца, пришли не от Цоя и не от диссидентов и не от скромных людей вроде меня, а от правителей, решивших реформироваться. Страну изменил Михаил Горбачев, а не Виктор Цой. Страну изменил человек, никогда не говоривший, будто он ждет перемен, а регулярно клявшийся начальству в верности старым принципам. Клявшемся до тех пор, пока сам не стал начальством.
Это реальность, которая редко кому нравится. Мы ведь предпочитаем красивые мифы. Поначалу понимаем, что это мифы, но со временем начинаем именно их, а не реальные факты, использовать для прогнозирования. И вот получается, что ради перемен надо непрерывно бороться, выходить на площадь, петь, кричать, пульсировать венами. А если народ венами не пульсирует, значит, что-то с народом не так.
Но на самом деле в нашей недавней истории все тихо сидели и ждали, не пульсируя. Пока Горбачев не сказал: «пульсируйте на здоровье, ничего вам за это не будет».
Цой был ребёнком рок-культуры. Со всеми ее пацификами, благоглупостями, антисоветизмом и Гребенщиковым в виде верховного божества.
(Но Скляр, Галанин, Ревякин и Вадим Самойлов - тоже дети рок-культуры, сверстники Цоя, и пришли к другому).
С другой стороны.
Он первым сделал ставку на трагику вечной войны, на «…как, шатаясь, бойцы, о траву вытирали мечи» и «…ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть».
Он был корейцем, внуком офицером НКВД, и первым, когда это никому в голову не приходило, вдруг сказал: а чего мне делать на Западе, витрины смотреть, я туда не хочу.
У него было великое врождённое самостояние внутри.
Иные скажут: он что, поддержал бы войну с Украиной?
Я просто отвечу: мысленно посадите Цоя в израильском ресторане между Макаревичем и Галкиным. Получается?
Нет. И не получится.
Цой - жив! На Донбассе это знают точно.
Под его песни, пусть уже в исполнении нового поколения, там идут в бой, отдыхают в минуты затишья и продолжают свой нелегкий путь к победе.
Цой ненавидел войну и армию, от службы в которой откосил. Нынешнюю путинскую [непередаваемая игра слов, посмотрите оригинал] он презирал бы в десятикратной степени. «Питерский художник Сергиенко» - бездарное продажное чмо.
Вчера наблюдал как два взрослых и по неподтвержденным данным адекватных человека разругались в хлам, убеждая себя и общественность в том, что они точно знают, за кого бы сегодня был Цой. Оба Цоя знали, как говорят. Обоим не помогло, судя по всему.
Слава Богу, нигде не осталось свидетельств, готовил ли Цой окрошку на квасе или на кефире.
Если считать, что Цой был тот же Кобзон, только с другим репертуаром, то он без проблем был бы сейчас за эту войну. Потому что системным людям положено сливаться с правителем и его деяниями. Одни при этом изображают экзальтацию, другие только кивают. Но выступить против, значит, перестать быть системным. Это у нас немногим по зубам. Поэтому бывшие люди андеграунда, давно ставшие стопроцентно системными, сейчас сплошь и рядом казенные милитаристы или просто казенные фашизоиды. Но Цой при жизни именно что не был Кобзоном. Вообразить, что он мог в 80-е помогать войне в Афганистане, невозможно. Человек андеграунда, заговоривший тогда на казенном языке, тем самым переставал быть человеком андеграунда. Поэтому имеет смысл только один вопрос: насколько радикально он превратился бы в 90-е в системного человека? Мой ответ: не знаю.
Мам, помнишь был такой музыкант Виктор Цой? Когда я была подростком, он пел из телевизора песню про алюминиевые огурцы а-а на брезентовом поле, и ты говорила - что за бред?! Это была метафора, но почему-то в тебе все протестовало против таких метафор. Ты кстати, мам, тогда была изрядно младше, чем я сейчас. Но Цой не был певцом твоего поколения, потому что перемен требовали наши сердца, а у вас они выбили почву из-под ног. Мам, мы не хотели раздолбать вообще все, как те коты из мема, честно, мы хотели чтобы можно было книжки, музыку и кино, и сигареты нормальные и шмот, а гражданские свободы в 14 лет выглядят ещё большей абстракцией чем в 40. А чтобы в коробке из-под ксерокса деньги носили из госдумы мы не хотели, нам и не досталось ничего от тех денег. Ну в общем, чо я оправдываюсь? Инцидент исперчен, как писал в предсмертной записке Маяковский.
Ильшат Зарипов, Радио Свобода