Более 100 семей российских военнослужащих обратились к президенту Владимиру Путину с требованием найти их сыновей, мужей и братьев, которые находятся в зоне боевых действий в Украине. От ведомств и министерств родственники получают отписки: одни говорят, что родные живы, другие – пропали без вести или погибли. Корреспонденты Север.Реалии поговорили с матерями и женами, которые месяцами пытаются найти и вернуть домой своих родных из Украины.
Десятки родственников российских военнослужащих обратились к президенту Владимиру Путину с требованием помочь найти их детей, братьев и супругов.
«Требуем найти наших близких, внести в списки военнопленных, которые пропали без вести. Работа по поиску не ведется, так как они находятся в статусе пропавших без вести. Министерство обороны РФ более пяти месяцев блокирует изменение статуса военнослужащих независимо от постоянно меняющихся у них сведений. Родственникам приходится искать факты и доказывать самим, что их сын, муж в плену (погиб) – так по всей стране. Уполномоченные органы плохо ведут работу, помощи от командиров воинских частей нет», – говорится в письме, которое родители и жены лично передали в приемную администрации президента 26 июля.
Под обращением подписались 106 человек. Одна подпись от семьи одного российского военнослужащего, который либо пропал без вести, либо погиб, либо просто находится на территории Украины, где с 24 февраля идут боевые действия. Они требуют не только найти пропавших в Украине российских военных, но и создать в каждом регионе России пункт, где родственникам военнослужащих помогали бы с поиском живых, пленных, раненых и погибших близких, которые находятся в Украине.
«Говорят: «Докажите, что ваш в плену»
Анна Данилова приехала в Москву из Самары, она хочет вернуть своего 47-летнего супруга Александра. Они познакомились еще в 2008 году, он уже тогда был военным. На вопрос о ее отношении к службе Анна отвечает, что «она в этом не разбирается», а в доме про работу супруг ничего не говорил.
«Он сказал, что отбывает на учения в командировку. Третьего апреля мне пришло сообщение с той стороны [из Украины], что его убили. У них же [у военнослужащих РФ] ни телефонов, ни документов не было. Я сразу позвонила в часть. Я говорю, что мне сообщили, что муж погиб, а мне отвечают: «Нет, нет, нет, не волнуйтесь, их уже выводят». А четвертого числа замполит звонит и говорит: «Сгорел, забирать нечего». Сгорел в БТР. Та сторона [Украина] параллельно звонит и говорит: «Выжил». Мне говорят, что видео сейчас пришлют», – рассказывает Анна.
Она несколько дней переписывалась с «воином ВСУ», который говорил ей, что ее супруг выжил, получил сквозное ранение в лицо и его отвезли в больницу. Лично с мужем Анна не разговаривала ни разу – якобы он не мог из-за сильной травмы. Спустя четыре дня у Анны на фоне происходящего случился микроинсульт, после которого она до сих пор заикается. Сейчас Анна пытается «достучаться до кого-то, чтобы хоть как-то вернули мужа из плена».
«Он числится пропавшим без вести. Мне говорят: «Докажите, что ваш в плену». Я знаю, что первого июня его забрали из больницы. Я не буду говорить, в каком городе эта больница, – я боюсь за врача. Я боюсь вам давать интервью, но что мне делать? Если это уголовно-наказуемо – я сяду, только верните мне мужа. А потом я буду сидеть. Я просто хочу вернуть своего мужа из плена. Куда мне еще пойти?», – говорит Анна.
Матери и жены российских военных, которые обратились к Владимиру Путину с требованием найти их родных, которые находятся в Украине Ответ Москальковой.
Ответ Москальковой
Одной из авторок обращения стала жительница Петрозаводска Ирина Чистякова. Она уже несколько месяцев безуспешно пытается найти своего 19-летнего сына Кирилла. В руках у нее гора отписок: в одних говорится, что он жив и находится на войне, в других, что в плену в Украине, в третьи пишут, что погиб. Последний раз сослуживцы видели Кирилла 24 марта.
Обращение от аппарата Татьяны Москальковой, в котором говорится, что Кирилл Чистяков жив.
«В начале июня Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова получила от Минобороны ответ, что мой сын жив и удерживается незаконно украинской стороной. Как он там оказался, что значит незаконно? Он незаконно там вообще оказался, в Украине. Я позвонила в министерство обороны и сообщила, что у меня на руках есть ответ уполномоченного по правам человека Москальковой, спросила, почему мой сын до сих пор не внесен в списки военнопленных. После этого мне перезвонили из министерства обороны и сказали, что статус военнопленного не подтвержден. Получается, что Москалькова получила ответ от министерства обороны, дала этот ответ мне, но он не несет никакой юридической силы. После этого я неоднократно звонила в министерство обороны. Некоторые офицеры говорили, что мой сын не считается ни без вести пропавшим, ни погибшим, ни раненым, он в строю, с ним якобы все хорошо, ждите – он позвонит. 30 июня я позвонила опять в министерство обороны в девять утра и мне сообщили, что, по данным военной разведки, мой сын считается военнопленным. Я расплакалась. Я умоляла, чтобы они внесли его в списки на обмен. Второго июля позвонила на горячую линию министерства обороны, и мне опять сказали: статус – пропавший без вести», – рассказывает Чистякова.
Ирина Чистякова.
Кирилла призвали в армию в октябре 2021 года. Служить его отправили из Карелии в город Луга Ленинградской области. Кирилл попал в разведроту в/ч 29760. Там он якобы подписал контракт, но сама Ирина документа не видела, хотя и запросила его из части. В начале февраля военнослужащих из Луги отправили в Курск на учения.
Ирина рассказывает, что во время разговоров с сыном на заднем фоне были «звуки минометного обстрела» и «свист».
«Я спросила, это что такое. Кирилл ответил: «Да, наши шалят, ВСУ шалят». Я спросила: «В смысле, вас что – с двух сторон?» Он ответил, что всякое бывает. Я его спросила: почему ты без бронежилета, где твоя каска, где твое все? Он ответил, что мы не стреляем», – пересказывает разговор с сыном Ирина.
Кирилл окончил в Петрозаводске кадетский класс с отличием. После девятого класса решил пойти в техникум, в котором отучился три года. В Карелии он устроился на работу, но осенью 2021 года ему пришла повестка в армию.
«Он мечтал быть военным. Но я думаю, что он никогда бы добровольно не поехал на эту СВО, – рассуждает Ирина. – Его отправили туда по преступному приказу командиров и обманным путем. Речь шла о границе с Украиной, а не за границу. Его и других ребят обманули жестоко».
Ирина создала несколько чатов с матерями военнослужащих, чтобы помогать искать раненых, погибших и живых. В них состоит около 2,5 тысячи родственников военных. Сама Ирина считает, что огласка всей ситуации – хоть и опасный, но единственный способ узнать правду о происходящем.
«Моей жизни угрожает опасность, и эта опасность исходит от военных. Один полковник мне сказал: «Военные психи, если ты дожмешь до конца, то произойдет непоправимое» – и что я не с той структурой начала войну. Я ответила ему, что это мой сын и напугать меня пулей в лоб – это глупо. Полковник ответил, что не пугает, а предупреждает, что военные – психи», – рассказывает Ирина.
«Попали в Бучу»
Вместе с Ириной передать письмо в Москву приехали еще восемь человек. Все они из разных городов и все с одной просьбой: выяснить, где находятся их дети и мужья, которые оказались на войне с Украиной.
Матери и жены российских военнослужащих, которые привезли письмо Владимиру Путину с требованием найти их близких, которые находятся в Украине. Слева направо: Ирина Чистякова, Анастасия Митина, Анна Данилова, Мария Шумова.
Мария Шумова приехала из Вологодской области. Ее 23-летний сын Владимир служил по контракту в 104-м полку 76-й Псковской дивизии. Его отец тоже служил в ВДВ.
Владимир Шумов.
«Они 27-го попали в Бучу, хотя должны были идти, минуя Бучу, но им командир дал приказ, чтобы они шли через Бучу. Очень много там погибших. Разведрота почти вся погибла. Со слов сослуживцев, у моего сына был подбит БНД. Им был приказ, чтобы они выходили на белгородскую границу, но потом им поступил приказ, чтобы шли на проверку населенного пункта. Пятого апреля было видео, что псковских десантников порезали. На видео показывали, что двое попали в плен. На помощь вызвали две машины, нашу машину (в которой был Владимир – Ред.) взорвали. Скорее всего, он погиб, – говорит Шумова. Это ее предположение, потому что никаких данных на сына у нее нет.
По ее словам, военные действия в Украине нужны были для защиты Донбасса и «защиты российских прав», но тут же задается вопросом: зачем нужно было вести наступление на Киев и за что тогда погибли сотни военнослужащих?
«Я против этого ничего не имею. Очень охота, чтобы было все мирным путем, без таких военных действий, неохота, чтобы ребята погибали. Вообще, я так думаю: если так надо, значит, так надо для защиты Донбасса. Но при чем тут было киевское направление? Зачем наших ребят туда кинули? Я хочу получить ответ, за что наши ребята пропали и погибли под Киевом, если они пошли все на защиту Донбасса, «ЛНР». Первое время я следила по новостям, но теперь… Так как сына найти не можем, я больше все в этих беседах (чатах в мессенджерах – Ред.) слежу за информацией, телевизор мы смотрим редко. Я не осуждаю никого, но если эта спецоперация была нужна, то она должна была быть продумана, чтобы вот так, ни за что не погибали наши ребята. Информацию я не скрываю, бояться – я не боюсь. Я хочу, чтобы мне дали ответ: если он погиб, чтобы мне вернули тело, хоть что-нибудь. Мне кажется, что президент об этом ничего не знал. Я считаю, что очень много проходит мимо президента. Я считаю, что эта вся операция с самого начала была продана», – продолжает Шумова.
«В боевых действиях не участвует»
Родственники российских военных говорят, что все попытки действовать официально и через ведомства не дают никаких результатов. Каждый раз какие-то сдвиги по возврату тел и обмену военнопленными случались лишь после обращения матерей в СМИ. Каждый день они выслушивают, «как от роботов» или «ботов», ответы анонимных «офицеров» с горячей линии Минобороны с заученным текстом: ваш сын в негативных списках не значится, его статус – пропавший без вести. Но в реальности никаких действий по поиску военнослужащих не ведется, уверены родные пропавших военных.
Ирина Чистякова говорит, что все родители военнослужащих сталкиваются с «равнодушием властей от президента до муниципальных органов», а многие семьи из российской глубинки не могут элементарно составить и отправить обращение в Минобороны для поиска своих детей.
«Ни один депутат, никто не инициирует сам встречу с родителями, которые ищут своих детей. Мы сталкиваемся с равнодушием, никто не хочет помогать. Я сейчас говорю о войне, об этой спецоперации. У нас же запрещено говорить «война». У нас, оказывается, на СВО не убивают и не гибнут. Это сказал исполняющий обязанности главы в/ч 29760 Князев Николай Николаевич. Он сказал, что мой сын находится в командировке и в боевых действиях не участвует», – говорит Чистякова.
Когда Кирилла Чистякова везли в воинскую часть из Карелии в Ленинградскую область, он познакомился с Никитой Митиным. Его мать, Анастасия Митина, рассказывает, что сын с самого начала хотел заключить контракт. Кирилл и Никита даже хотели снимать квартиру около части. Никита до армии учился в колледже полиции в Петрозаводске, но захотел «не тратить родительские деньги на учебу»: отслужить по контракту, вернуться домой и устроиться на работу, потом доучиться уже за свой счет.
«Сын 29 октября написал рапорт на службу по контракту. Я предполагаю, что вместе с этим рапортом он подписал бланк контракта без указания числа. В декабре я узнала, что мой родной брат, который ухаживал за пожилой мамой, заболел онкозаболеванием. Я позвонила сыну и сказала, чтобы он не подписывал контракт, потому что он нужен мне здесь, дома. Он сказал: «Хорошо», – вспоминает Анастасия.
Анастасия Митина.
По ее словам, Никита связался со старшим лейтенантом, объяснил ситуацию и попросил аннулировать контракт. В ответ офицер «заверил, что он рапорт разорвал». Никита служил дальше, «не подозревая, что контракт остался в силе и никто его не расторгал». Когда военнослужащих стали в начале февраля отправлять на учения в Курск, Никита остался в расположении части.
«Мой сын сразу сказал, что не поедет на учения, что боится стрелять, воевать и вообще хочет жить. Он дальше продолжал службу, не подозревая, что он контрактник. 28 февраля к нему пришел старший лейтенант и сказал: «Собирайся, ты едешь в командировку». Ему выдали обмундирование и увезли в Сертолово (город в Ленобласти – Ред.). Он мне утром позвонил, сказал, что привезли на какой-то непонятный сбор, ничего не говорят. Я спросила: «Тебя в Украину не отправляют?» Он ответил: «Я не знаю», – продолжает Анастасия. – 28 февраля вечером сын позвонил из Белгорода. Его привезли туда на самолете со всеми ребятами. Я спрашивала, может ли он отказаться. Ему сказали, что он контрактник, а значит, едет в Украину. Он сказал, что за отказ ему светит уголовка, лишение свободы вплоть до 20 лет. Второго марта он отправился в Харьковскую область. Со второго марта в течение 18 дней я не знала, что с моим сыном. Он мне написал СМС с какого-то номера, что все хорошо, жив, здоров. Через неделю еще СМС: «Со мной все хорошо, жив, здоров». И так раз в неделю, две».
Анастасия Митина вместе с сыном Никитой.
«Звонили из ФСБ и говорили: «Молчите!»
Анастасия хочет добиться признания контракта сына недействительным. По ее словам, в контракте стоит дата «четвертое февраля 2021 года», в то время как Никиту только призвали в армию в конце октября 2021 года.
«Число стоит в контракте не рукой моего сына. Везде утверждают – военная прокуратура и юристы – что все законно. Это просто описка. Сейчас он хочет уйти в отпуск, но командир не дает ему отпуск, потому что сын ему сказал, что обратно не вернется. Только из-за этих слов он не дает ему отпуск. Он сказал командиру правду в глаза», – рассказывает Анастасия.
Лариса (имя изменено) приехала в Москву из Самары, она почти все время плачет. Дрожащим голосом объясняет, что ей уже угрожали: «Звонили из ФСБ и говорили: молчите!». Ее единственному сыну в июле должен был исполниться 21 год. Летом прошлого года он подписал контракт, хотя сама Лариса была против. У Ларисы, как и у Ирины, пачка отписок из разных ведомств, где в одних говорится, что ее сын жив и воюет, а в других пишут, что пропал без вести.
«Я говорила ему, что не надо [заключать контракт]. Он: «Мама, я буду рядом с домом». Он ездил на своей машине: утром уезжал – вечером приезжал. Они собрались на учения якобы в Беларусь. Потом получилось, что их завели с этой операции. Он ничего не говорил. Он говорил, что телефоны забирают, связи две недели не будет. Он рядовой, он мальчишка. Не доносили до них эту информацию, я не знаю, как там. Долгое время он не выходил на связь, мы ездили в часть в Самаре. Мы жили, молились… В министерстве обороны он числится пропавшим без вести. Мы пишем, обращаемся. У нас целая папка отписок, у меня есть извещение, что мой сын погиб. А мне присылают отписку, что он в связи со специальной военной операцией выполняет свой долг – воюет», – рассказывает Лариса.
Лариса утверждает, что с матерями военнослужащих связался человек, который представился «воином ВСУ». «Воин ВСУ» написал, что взвод сына Ларисы погиб и похоронен в селе Новая Басань Черниговской области.
«Он сказал, что они (тела погибших военнослужащих – Ред.) там и когда все закончится, они дадут их нам выкопать. Мы пишем везде, но нам ничего не говорят. Просто это произошло в марте, а сейчас июль. И что нам привезут? Если привезут вообще. Мальчишки… Он ничего не умел. Он учился в колледже по юридической специальности. Папа всегда говорил, что мужчина должен служить. Сын выбрал этот контракт. Я не смогла его отговорить. Я просто хочу вернуть сына. Больше ничего не хочу. Вернуть», – Лариса снова срывается на плач.
В обращении к президенту Путину, переданном матерями и женами в приемную администрации президента в Москве, они требуют не только найти местонахождение их детей, но и встречи с министром обороны Сергеем Шойгу, на которой были бы представители жен/матерей всех регионов РФ, а также, чтобы президент назначил своего представителя, который перед родными пропавших без вести военных отчитывался бы о проделанной работе. Также они просят вернуть всех пленных домой и инициировать тесты ДНК, если есть информация, где похоронен боец. Требования к Путину прекратить войну в Украине в обращении нет.
Оригинал статьи на сайте Север.Реалии.