Похоже, что нынешняя ситуация с грядущими экономическими трудностями попахивает для Центральной Азии неприятным чувством дежавю, только в этот раз страны ожидают дополнительные сложности.
Под экономическим ударом понимается резкое падение цены на нефть на мировых рынках – так же, как это было в 2014 году.
Для пяти стран Центральной Азии – неважно, зависят ли они от экспорта углеводородов или денежных переводов от миллионов мигрантов, трудящихся за рубежом, – снижение цен на нефть шесть лет назад ознаменовалось значительным спадом экономики.
Например, Туркменистан до сих пор экономически не оправился от падения цен на природный газ, которое сопровождало падение цен на нефть, хотя по большей части причина этой неспособности Туркменистана адаптироваться к ситуации заключается в отсутствии у правительства навыков дипломатии или внешней торговли.
Некоторые из правительств стран Центральной Азии уже предпринимают усилия по предотвращению проблем, с которыми они столкнулись в 2014 году, и есть некоторые основания полагать, что трудности, с которыми сталкивается регион, на этот раз не будут такими серьезными.
Однако, если говорить о дополнительных сложностях, то распространение коронавируса и сопровождающее его глобальное замедление производства и торговли – чего не было в 2014 году, безусловно, добавит проблем центральноазиатскому региону.
ТРУДОВЫЕ МИГРАНТЫ И ВВП
Таджикистан и Кыргызстан – наиболее зависимые от денежных переводов страны мира (в настоящее время они занимают четвертое и пятое место соответственно), и подавляющее большинство трудовых мигрантов из этих двух стран работают в России.
Среди трудящихся-мигрантов из Центральной Азии узбекистанцы отправляют деньги домой из России больше остальных. Доля ВВП Узбекистана в 2013 году от денежных переводов составила всего 9,69 процента, хотя в 2015 году она снизилась до 3,74 процента, согласно данным Всемирного банка.
Интересно, что с тех пор, как президент Шавкат Мирзияев пришел к власти в конце 2016 года, российско-узбекские отношения значительно улучшились, денежные переводы увеличились, составив около 12 процентов ВВП Узбекистана в 2017 году и 15 процентов в 2018 году.
Согласно данным Всемирного банка, в 2013 году на денежные переводы приходилось почти 44 процента ВВП Таджикистана, в 2014 году чуть более 37 процентов, в 2015 году доходы упали до 29 процентов, а в 2016 году они едва доходили до 27 процентов. Доля ВВП возросла до 31 процента в 2017 году и 29 процентов в 2018 году.
Денежные переводы составляли около 30 процентов ВВП Кыргызстана в 2014 году и сократились до примерно 25 процентов в 2015 году. Они выросли до 29 процентов в 2016 году и до 33 процентов к 2018 году.
В начале 2016 года Национальный банк Таджикистана заявил, что таджикскими трудовыми мигрантами в 2015 году из России были отправлены большие суммы в рублях, нежели в 2014 году, но из-за снижения курса рубля, отправленные суммы в 2015 году были на 33 процента меньше.
В 2014-2015 годах российский рубль упал с 32,85 за один доллар США до 72,69 рубля за доллар.
Курс российского рубля 3 марта нынешнего года составлял около 66 рублей за 1 американский доллар, а через неделю он упал до 71 рубля (по сравнению с максимумом 74 рубля за доллар США 9 марта).
Здоровье российской экономики, без сомнения, жизненно важно для экономики стран Центральной Азии.
А поскольку экономические проблемы у Москвы только начинаются - российское Министерство финансов заявило 9 марта, что у страны есть достаточно ресурсов, чтобы оставаться на плаву в течение шести-десяти лет, если цена на нефть будет составлять 25-30 долларов за баррель.
Возможно, что Минфин просто пытается делать вид, что все в порядке, но ситуация может сильно ухудшиться.
Учитывая, что президент Владимир Путин начал делать движения в сторону возможного закрепления себя в президентской власти на многие годы – однако принимая во внимание показывающие снижение общественной поддержки его кандидатуры результаты опросов – Кремль будет стремиться избежать резкого падения курса рубля.
Это должно, как минимум, отсрочить влияние на денежные переводы трудовых мигрантов из Центральной Азии, которое наблюдалось в 2015 и 2016 годах.
ЕСЛИ НЕ В РОССИЮ, ТО КУДА?
Если рубль снова начнет падать, это создаст еще одну проблему для Центральной Азии.
Число рабочих-мигрантов, направляющихся из Кыргызстана в Россию, фактически увеличилось в 2015 году на 2 процента, несомненно, благодаря вступлению Кыргызстана в том году в возглавляемый Россией Евразийский экономический союз, который предоставил лучшие возможности работы в России для граждан государств-членов.
Однако Федеральная миграционная служба России сообщила, что число рабочих-мигрантов из Таджикистана сократилось на 3,8 процента (около 35 тысяч человек), а количество их из Узбекистана - на 4,1 процента (около 80 тысяч человек) в 2015 году.
Возможно, часть трудовых мигрантов вернулась домой. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон недавно заявил, что число таджикских мигрантов сократилось до 486 тысяч человек.
Однако пять или шесть лет назад у трудовых мигрантов из Центральной Азии были и другие варианты, тогда они могли поехать в страны Ближнего Востока, Турцию, Японию или Южную Корею.
Но с распространением коронавируса многие страны закрывают возможности для въезда, а те, кто прибывает, сталкиваются с усиленными проверками. Возможность поехать в любое из вышеуказанных мест в поисках работы будет сокращена.
Это может привести к возвращению большего количества людей домой, но трудоустроиться в Кыргызстане, Таджикистане и Узбекистане будет сложно, и пополнение рядов безработных в этих странах тысячами граждан трудоспособного возраста создаст дополнительное напряжение вдобавок к имеющемуся недовольству народа, которое наблюдается в этих обществах.
ЦЕННОСТЬ ДЕНЕГ
2015 год для Национальной валюты Кыргызстана, сома, начался с курса 58,89 сома за 1 доллар США, 2016-й год начался с курса 75,89 сома за 1 доллар США.
В 2015 году Национальный банк Кыргызстана осуществил 16 валютных интервенций, потратив около 37 миллионов долларов на поддержку сома, а в 2016 году только за один январь было проведено 12 таких интервенций, на что ушло почти 54 миллиона долларов.
Обменный курс на 3 марта 2020 года составлял около 69,8 сом за один доллар США, а 10 марта стоимость одного доллара подпрыгнула до 74 сомов.
11 марта глава Национального банка Кыргызстана Толкун Абдыгулов заявил, что в текущей ситуации больших проблем быть не должно, но добавил, что накануне банк провел интервенцию, чтобы поддержать валюту, «поскольку был большой спрос [на твердую валюту], возникла паника».
В начале 2015 года национальная валюта Таджикистана, сомони, котировалась в отношении 5,3 сомони за доллар США, а в начале 2016 года один доллар стоил 7,1 сомони.
В 2015 году Национальный банк Таджикистана потратил около 452 миллионов долларов США на поддержку сомони. 3 марта 2020 года обменный курс сомони составлял 9,68 за доллар США и примерно таким же он оставался и 10 марта.
Чем отличается нынешняя ситуация от 2014 года, так это тем, что последствия возможного экономического спада в России могут быть не такими серьезными, как шесть лет назад.
Правительства стран Центральной Азии приобрели опыт в результате предыдущего падения цен на нефть, а заявления центральных банков в Казахстане и Кыргызстане указывают на то, что правительства этих стран заранее реагируют для предотвращения возникновения проблем с валютой.
Но Кыргызстан и Таджикистан, в особенности, имеют ограниченные резервы и не могут постоянно предпринимать меры для поддержания национальных валют.
НЕФТЯНЫЕ И ГАЗОВЫЕ БАРОНЫ
Закономерно, что две страны Центральной Азии, которые зависят от экспорта нефти и газа в плане доходов, – Казахстан и Туркменистан – первыми пострадают от падения цен на нефть.
Когда наступили трудные экономические времена, больше всех в Центральной Азии пострадал Казахстан, но это было отчасти связано с решением 20 августа 2015 года ввести плавающий курс национальной валюты, тенге.
В тот день курс снизился с 188 тенге за 1 доллар до 255 тенге, а к началу 2016 года цена за 1 доллар упала до 340 тенге.
В 2015 году Правительство Казахстана трижды пересматривало бюджет, поскольку цены на нефть продолжали падать.
Многие жители Казахстана, получившие кредиты в твердой валюте на приобретение автомобилей, домов или других крупных покупок в головокружительное десятилетие, предшествовавшее девальвации тенге, оказались практически уничтожены.
Спустя пять лет можно увидеть, что этот внезапный спад в экономике спровоцировал социальные волнения, которые переросли в недавние митинги и демонстрации в Казахстане.
Правительство Казахстана быстро приняло меры, чтобы поддержать тенге, объявив 9 марта, что планирует валютные интервенции, «чтобы обеспечить стабилизацию валютного рынка и финансовую стабильность». А 10 марта глава Центробанка Ерболат Досаев объявил, что банк повысил свою базовую ставку с 9,25 до 12 процентов, чтобы ослабить давление на тенге.
Тем не менее 3 марта тенге упал с примерно 380 за доллар и приблизился к отметке 400 за доллар 10 марта.
7 марта министр энергетики Казахстана Нурлан Ногаев заявил, что его страна предпримет шаги по сокращению расходов.
– Мы заложили цену на нефть в 50-55 долларов [за баррель]. Если она упадет до 40 долларов и ниже, у правительства есть план по оптимизации расходов, и мы уже работаем над этим, – сказал он.
Цена на нефть марки Brent (международный эталон) по состоянию на 11 марта уже была ниже 40 долларов за баррель, и ожидается, что она будет продолжать снижаться.
Казахстан дал понять, что не будет наращивать темпы добычи, чтобы компенсировать падение цен на нефть, но это решение может измениться.
В Туркменистане правительство столь некомпетентно в вопросах управления, что маловероятно, что оно способно принять какие-либо исключительные меры для предотвращения грядущего кризиса.
«ЕВРОПЕЙСКИЕ ЦЕНЫ»
Десять лет назад Туркменистан рассчитывал продавать свой газ по «европейским ценам», которые в то время были выше 300 долларов за тысячу кубометров.
В отчете за декабрь 2019 года говорится, что цена на российский газ для Европы в третьем квартале этого года упала до 169,8 доллара за тысячу кубометров.
Это были данные поставок российского газа в Европу. У Туркменистана нет шансов на продажу газа по таким ценам.
В начале 2016 года Россия в одностороннем порядке расторгла свой контракт на закупку туркменского газа. К тому времени российский импорт туркменского газа упал с примерно 40 миллиардов кубометров в 2008 году до 4 миллиардов кубометров в 2015 году.
Наконец, в 2019 году, когда Туркменистан оказался в глубоком экономическом кризисе, Россия согласилась возобновить закупки небольшого количества туркменского газа - около 5,5 миллиарда кубометров - по заявленной цене «не более 110 долларов за тысячу кубометров».
Поскольку цена на газ последует за падением цен на нефть в предстоящие недели и месяцы, к концу этого года цена 110 долларов за тысячу кубометров может показаться очень даже щедрой.
Туркменистан прекратил поставки газа в Иран в начале 2017 года, сославшись на неоплаченный иранский долг в размере около 2 миллиардов долларов от поставок, полученных почти десятью годами ранее. Иран оспаривает количество и качество полученного газа. Ощутимого движения к возобновлению поставок туркменского газа в Иран пока что не было, хотя Туркменистан в состоянии отчаяния мог бы воспользоваться этим или любым другим источником дохода.
Таким образом, у Туркменистана в качестве основного потребителя газа остается лишь Китай, и, как указывалось ранее, Ашгабат должен Китаю миллиарды долларов за кредиты на разработку месторождений туркменского газа и строительство трубопроводов, по которым туркменский газ поступает в Китай. Какой-то процент (неизвестный) от поставок туркменского газа в Китай идет на погашение этих китайских кредитов.
5 марта агентство Reuters сославшись на сведения от первоисточника, сообщило:
– Сокращение поставок будет сказываться на поставщиках пропорционально, но поставщики СПГ [сжиженного природного газа] ощутят меньше последствий по сравнению с поставщиками трубопроводного газа.
Сама пропорция не была указана, но 11 марта, по словам министра энергетики Казахстана Ногаева, «по запросу Китая» Казахстан сократит количество газа, который он закачивает в три действующих трубопровода, проходящих через его территорию из Туркменистана в Китай на 20-25 процентов. Эта цифра в таком случае станет пропорциональным сокращением для всех, кто продает газ в Китай по трубопроводу.
Три газопровода из Туркменистана в Китай будут иметь пропускную способность около 55 млрд. кубометров в год, когда они достигнут полной мощности, что уже может случиться в скором времени. Поскольку три трубопровода также проходят через Узбекистан и Казахстан, эти две страны могут транспортировать до 10 млрд кубометров своего газа в Китай, хотя ни одна из них пока что не отправляла его в таком количестве.
На данный момент Туркменистан находится в ситуации не только более низких цен на свой газ, но и возможной временной потери до четверти доходов, которые он получает от Китая. Для сравнения: Туркменистан предположительно экспортирует около 35 миллиардов кубометров, выделенных для его газа в трех трубопроводах, но теперь это количество будет сокращено примерно на 7–8 миллиардов кубометров, что больше объема газа, который Туркменистан только что начал продавать России.
Остается надеяться, что правительство Казахстана извлечет уроки из опыта пяти- и шестилетней давности. Между тем, по крайней мере, номинально, у власти новый президент. Касым-Жомарт Токаев вступил в должность президента в марте 2019 года, когда первый и единственный президент Казахстана Нурсултан Назарбаев объявил о своем уходе. Нет сомнений, что Назарбаев по-прежнему руководит Казахстаном, но смена президентов оживила в стране тех, кто ждет перемен.
В прошлом году в Казахстане было больше демонстраций, чем, вероятно, за все десятилетие до 2019 года.
Требования о повышении социальных льгот были центральными во время протестов, чаще всего их предъявляли работающие матери с большими семьями. Правительство пообещало увеличить льготы и реализовало некоторые изменения, но, если экономика будет переживать очередной спад, все взятые обязательства будет трудно выполнить.
Назарбаев смог «перезимовать» предыдущий период экономического спада отчасти потому, что он был единственным президентом, которого страна когда-либо знала, и Казахстан до этого находился в длительном периоде экономического роста. Очередной экономический спад, наступающий вскоре после недавних трудных времен, окажет огромное давление на правительство Токаева.
Стоит отметить, что у Узбекистана тоже новый лидер, однако есть основания надеяться, что Шавкат Мирзияев будет более эффективным в борьбе с надвигающимся экономическим кризисом, чем его предшественник.
Ответ первого президента Ислама Каримова на экономические проблемы пяти- или шестилетней давности заключался в практически ничего неделании. Узбекистан был и так самодостаточен в удовлетворении многих своих потребностей, и, когда экономика подверглась удару, Каримов не сделал никаких существенных шагов для улучшения ситуации.
Мирзияев, по крайней мере проявляет больше энергии на своем посту и готовность попробовать новые способы выведения Узбекистана из экономических трудностей, унаследованных от Каримова.
Еще один новый фактор, который окажет воздействие на все страны Центральной Азии, – это общее замедление экономики Китая из-за вспышки коронавируса и сопутствующего сокращения производства.
Сокращение поставок газа является одним из примеров, но пять или шесть лет назад у Китая всё еще было много денег, и он продолжал инвестировать в проекты в Центральной Азии и, как могут добавить некоторые, увеличивая тем самым долги этих стран перед Китаем. Государства Центральной Азии в этот раз не могут рассчитывать на получение такого количества китайских денег.
Никто в Центральной Азии не хочет возникновения экономических проблем, которые, по всей видимости, неизбежно грядут. Возможно, они лучше подготовлены к решению некоторых аспектов этих проблем, но наверняка многие похожи на министра энергетики Казахстана Ногаева, который, заявляя о сокращении поставок газа в Китай, упомянул, что есть надежда на очередную встречу в скором времени стран - членов ОПЕК и стран - экспортеров нефти, не являющих членами ОПЕК, которая могла бы ликвидировать ущерб от встречи 6 марта, которая завершилась фундаментальными разногласиями.
Перевела с английского языка Алиса Вальсамаки.
